Варвара Клюева - Не прячьте ваши денежки

Перебрав в уме своих личных недоброжелателей, я отвергла их кандидатуры — за мелочностью вражды. Корыстный мотив в моем случае отпадал. Хотя… Я вспомнила о миллионах Вероники. Кузина по моей просьбе должна была сказать Людмиле — единственной, кто знал о деньгах в сейфе, — что я прибрала их к рукам. Выходит, у Людмилы или у кого-то из ее окружения есть основания считать меня богатенькой. Да, но в случае моей смерти деньги им все равно не достанутся. Какой же смысл на меня покушаться? Я еще могла бы понять, если бы мне ломали руки-ноги, требуя признаться, куда я дела ключ от сейфа, но чтобы вот так, без разговоров… Странно.

А может, дело не в швейцарских миллионах, а в тех трехстах тысячах, что лежат в нашем банке? Вероника — опять-таки с моей подачи — рассказала всем знакомым, что якобы я положила деньги на свое имя, а ей буду выдавать проценты. Что, если кто-то из ее друзей возмутился моей наглостью и решил восстановить справедливость? Но, коль скоро деньги лежат в банке, получить их после моей смерти могут только ближайшие мои родственники — родители или брат. К Веронике они не вернулись бы, разве что я оставила завещание. А поскольку насчет завещания злоумышленник наверняка ничего не знает, то и суетиться ему не было смысла.

Я долго просчитывала варианты, но так ни на чем и не остановилась. В конце концов это бесплодное занятие меня утомило. Ладно, леший с ним, с убийцей. Теперь я предупреждена, и голыми руками он меня не возьмет. И я переключилась на меры безопасности, которые могу сама себе обеспечить. В числе прочего я помусолила мысль о том, чтобы позвать в телохранители друзей, но после недолгих раздумий ее отбросила. Ведь я объявила им, что отныне буду выбираться из выгребных ям самостоятельно.

Вся следующая неделя прошла под знаком развивающейся паранойи. На улице я шарахалась от каждой тени, пропускала вперед медленно бредущих прохожих и, пройдя сотню-другую шагов, резко оборачивалась, стремглав бросалась в закрывающиеся двери ненужных мне троллейбусов, пялилась в зеркальные витрины и не вынимала руку из сумки, где с воскресенья лежал газовый баллончик, выпрошенный у бывшего одноклассника, который ныне торгует средствами личной защиты. (Вообще-то я клянчила у него пистолет, но нарвалась на категорический отказ. Этот поганец имел наглость заявить, что никакая память о счастливых мгновениях детства не искусит его одолжить оружие особе без тормозов и винтика в голове. Я смиренно забрала предложенный баллончик, спрятала его в сумку и только потом выразила свое решительное несогласие с точкой зрения клеветника. В настоящее время мой обидчик чувствует себя удовлетворительно.) По счастью, в квартире за свою безопасность я могла не волноваться. Меня надежно охраняла Шейла — роскошная черная догиня, редкостная умница. Хозяева этого сокровища в начале каждого лета перевозили на дачу детей и такую гору скарба, что собаке в машине не хватало места, и ее на несколько дней оставляли на моем попечении. В этом году мне подкинули Шейлу как нельзя более своевременно — вечером в ту самую злосчастную субботу, когда я узнала о неудавшемся покушении. Поэтому радость встречи, и всегда-то довольно бурная, на этот раз не поддавалась описанию. Глядя на наше счастливое воссоединение, Славик, хозяин собаки, покачал головой и высказался в том духе, что мне пора заводить детей.

И этот туда же! Уж если я когда-нибудь решусь расстаться с бесценной свободой, то не ради детей, а ради собаки. Только собака и стоит такой королевской жертвы. Например, умная вышколенная овчарка даст сто очков форы любому телохранителю. Кто еще способен за десятки метров не только уловить легчайший шорох, но и безошибочно определить, таит ли он в себе опасность?

Шейла, почувствовав мое внутреннее напряжение, после ухода Славика легла у порога, всем своим монументальным видом говоря: расслабься и занимайся своими делами, а уж я позабочусь о том, чтобы тебе не помешали. Я знала, что она не подведет, и спала спокойно.

Правда, Шейла все же внесла в мою жизнь кое-какие осложнения. Во-первых, утренние прогулки. Встать в семь часов для меня — подвиг. В исключительных обстоятельствах я на него способна, но не каждый же день! Я пыталась убедить чудо-собаку, что, погуляв в три часа ночи, она вполне способна подождать со своим моционом до полудня или хотя бы до одиннадцати, но Шейла мою точку зрения не разделяла. И каждое утро, стоило мне пошевелиться в постели, она уже была тут как тут: повизгивала, энергично виляла всей задней частью корпуса и норовила лизнуть меня в нос.