Яна Розова - Темная полоса

Телефон Андрея мы нашли сразу же. На дисплее Борянкиной «нокии» было зафиксировано сорок пропущенных звонков с его номера. Я взяла «нокию» и нажала на кнопку с зеленой трубочкой.

Мы встретились с Андреем через двадцать минут, назначив встречу на бульваре, возле солидных деревянных лавок, которые стояли здесь последние сорок лет. Эти лавки с узорчатыми чугунными ножками и подлокотниками меняли свой цвет примерно раз в пять лет. Обычно весной. Надо сказать, цвета для покраски лавочек ограничивались холодной гаммой от светло-зеленого до темно-синего. Сейчас лавочки были выкрашены в мой любимый цвет – цвет морской волны.

Андрей подъехал со стороны центра города, небрежно припарковался в проезде между домами и, не разбирая дороги, забыв о всяких правилах дорожного движения, рванул на бульвар через дороги и газоны. Я помахала ему рукой, он подбежал к нам.

Любовник нашей подруги выглядел растерянным и несчастным. Увидев его, я подумала, что, пожалуй, перед нами человек незлой, возможно, даже немного простоватый. Без особых рефлексий, но и не отравленный собственной желчью. И Борянка не преувеличивала – он был очень привлекателен: рослый самец с мощной шеей, прокачанными плечами и длинными ногами. Абсолютно Борянкин тип.

– Так что же случилось? – спросил он, подбегая к нам. – Здравствуйте, я Андрей.

Мы тоже представились.

– Я не понял, она умерла? – стал снова спрашивать он, переводя взгляд своих больших синих глаз с одного из нас на другого.

– Да, Андрюша, – ответила я. – Она умерла. Ее отравили.

Он открыл рот, словно ему вдруг стало не хватать воздуху, и опустился на лавку цвета морской волны. Дрожащей рукой парень нащупал в кармане ветровки сигареты, рассеянно достал одну и застыл на месте, как статуя. Дольче протянул ему огонек зажигалки, Соня ободряюще тронула его за плечо.

Закурив, парень подался вперед, уперся локтями в колени и опустил голову.

– Андрей, – голос Дольче звучал нейтрально, – а скажи, ты ведь женат?

Парень поднял голову:

– Да, моя жена живет в Березовке, у моих родителей. Но я люблю Борянку…

– А Боряна знала о твоей жене?

– Нет.

– А твоя жена знала о Боряне?

Андрей пожал плечами:

– Ира ничего не знала, конечно, но…

– Но что? – так же спокойно уточнил Дольче.

– Но, наверное, догадывалась.

– И ревновала?

Андрей, кажется, начал понимать суть вопросов:

– Вы чего, думаете, моя Ирочка… Да вы спятили! Идите к черту!

Он вскочил на ноги. Дольче сделал шаг и преградил ему путь. Андрей повернулся в мою сторону – я тоже шагнула к нему. Думаю, он легко смел бы нас обоих – меня одной рукой, а Дольче – обеими.

– Андрей. – Мягкий Сонин голос прозвучал в тиши бульвара очень естественно. Парень, насупив брови, глянул на нее. – Андрей, ты немного намутил в своей жизни. Ведь ты женат, но не смог повести себя достойно, а изменил жене. Но ты еще очень молодой человек. У тебя все будет хорошо. А вот у Боряны уже хорошо не будет. Помоги нам хотя бы найти убийцу!

– И что я должен сделать?

– У тебя есть фотография жены?

– Ну да.

– Дай ее нам.

– Зачем?

– Мы покажем фото официанту, который видел убийцу.

Андрей еще раз оглядел нас троих, вздохнул и достал из заднего кармана брюк бумажник.

Взяв из рук парня фото, Соня разочарованно вскрикнула.

Мы с Дольче приблизились к ней, чтобы увидеть: женщина, запечатленная на фотографии, была довольно полной от природы и к тому же трагически беременна, попросту говоря, на сносях. А дата на уголке фотографии свидетельствовала, что снимок был сделан десятого сентября этого года. То есть всего за несколько дней до смерти Боряны.

Андрей ушел, а мы побрели по бульвару. Бесцельно, безыдейно, молча.

Когда-то в детстве, точнее, на его излете, незадолго до нашего расставания, Дольче сказал, что наш бульвар точно такой, как в Париже. Он начитался Золя или Мопассана, не помню точно.

– У нас тут и улица красивая, и художники есть. Вот если бы тут было еще кафе, где бы собирались поэты и читали стихи! А потом бы мы узнали, что все они стали очень знамениты.

– Да, все Пушкины! – рассмеялась Борянка, которая, кроме Александра Сергеевича, больше и никаких стихотворцев отродясь не знала. Ей вообще поэтическое творчество казалось чем-то легкомысленным.

А нам с Соней мысль Дольче показалась очаровательной. Мы так и вообразили себя в платьях с турнюрами, в забавных шляпах и с зонтиками. Мы сидим за столиками кафе и слушаем человека с черной бородкой в коричневом сюртуке. Он читает свою новую поэму «Цветы зла»…