Диана Бош - Забытый грех

– А Васечкин? – спросил Лямзин. – Ему вы, Фаина, инкриминировали «Ira», “гнев” – пятый грех?

Фаина, еле заметно скривив в улыбке губы, кивнула:

– Да. Но я сама повинна в этом грехе. Потому ничего с вашим Васечкиным не вышло. Гнев придавал мне силы, я не имела права наказывать за то, в чем повинна сама. Тот, кто собрался мстить, сначала должен очиститься от собственного несовершенства. – Она помолчала, будто собираясь с силами. – Теперь вы все знаете, мне больше нечего добавить. Александра, налей мне, пожалуйста, воды.

Александра, которая за все время горестного монолога Фаины не отходила от нее ни на шаг, схватив стакан, кинулась к графину. То, что произошло дальше, для всех оказалось шоком. Фаина быстро, ловким движением сунула что-то в рот и начала оседать.

– Держите ее! – запоздало крикнул Лямзин, бросаясь к женщине.

– Фаина, нет! – истерически закричала Александра, роняя стакан.

Станах разбился, и она оцарапала осколками руки, но даже не заметила этого. Александра рыдала навзрыд, пытаясь поднять голову подруги. Похоже, она до конца не осознавала, что все кончено, причитая: «Скорее, скорее, вызовите «Скорую»!»

Когда ее все-таки оторвали от мертвого тела подруги, Александра подняла вдруг на Лямзина глаза и неожиданно трезво и спокойно сказала:

– Ненавижу тебя. Зачем ты это сделал? – Потом пошла к выходу.

Он смотрел ей вслед, и ему самому хотелось кричать. Да, наверное, он мог предугадать, что у человека, решившегося на такую череду убийств, может быть заготовлен такой выход. Туда, откуда его уже никому не достать.

И это означало, что он проиграл. Он проиграл поединок со смертью и в очередной раз прошляпил свою жизнь.

Лямзин безучастно оглянулся на всех, кто был в комнате, и вышел из квартиры. Конечно, он должен будет вскоре вернуться, но сейчас ему необходимо хотя бы на несколько минут остаться в одиночестве. Без этого, казалось, он не сможет дальше дышать.

Во дворе Александры уже не было. Лямзин достал телефон, поколебавшись немного, нашел ее номер, но так и не решился нажать на кнопку звонка. Он долго-долго сидел на детской площадке, подняв лицо к серому сумрачному небу и никого не замечая. Очнулся он, только когда ноябрьский холод сковал тело. Вскочив, энергично охлопал себя ладонями, пытаясь согреться, потом быстрым жестом сунул в карман телефон, который держал в руках, и бросился к дому.

Может быть, она и ненавидит его. Пусть. Пока его чувств хватит на них двоих, а что будет дальше – посмотрим.

«Как бог даст», – говорила когда-то ему бабушка.

– Эдуард Петрович, мы вас ждем! – крикнули Лямзину с балкона.

– Иду! – отозвался он.

Александра сидела в сквере на лавочке и кормила голубей. Они сгрудились у ее ног, утробно курлыча и выхватывая крошки друг у друга. В конце концов они так осмелели, что начали семенить по ее ногам и запрыгивать на колени.

Отец появился далеко в конце улицы, но она сразу узнала его. Этот его знакомый поворот головы, его осанка и привычка носить шарф на французский манер. Нет, она не могла его ни с кем спутать! Невероятное открытие до такой степени поразило ее, что она встала, не замечая, как крошки ссыпались с ее рук, а разломанная булка хлеба упала на землю.

– Этого не может быть, – шептала она, как молитву, приближаясь к нему.

Она была уже совсем рядом, когда отец, расплатившись с водителем такси, повернулся и встретился с ней глазами. И – она была уверена в этом! – тоже ее узнал. Это был не его двойник – это был он сам. Но он вдруг круто развернулся и скрылся в толпе.

– Папа! Постой! – крикнула Александра, бросаясь за ним бежать.

Она старательно лавировала между прохожими, ускоряя бег, но знакомая спина мелькала все реже и дальше, пока совсем не скрылась из виду. В какой-то момент ей вдруг показалось, что она снова увидела отца. Она подбежала и вцепилась в его рукав.

Но увы, это оказался совсем чужой мужчина. Он с улыбкой посмотрел на нее и вопросительно поднял брови.

– Извините, – пролепетала Александра. – Я ошиблась.

– Я тебя уверяю, это был он! – горячилась Александра, рассказывая о происшествии матери. – Я видела его глаза, вот так же близко, как сейчас вижу тебя. И это не был взгляд чужого человека. Он узнал меня!

– Ерунда. Ты просто переутомилась, – равнодушно возражала мать. – Я понимаю и ценю твою любовь в отцу, но это уж слишком. Ты забыла, мы сами опознали его тело.

Александра замолчала, вспоминая те ужасные часы. Мрачное здание морга, длинный коридор, холодная покойницкая. И лицо, обезображенное до неузнаваемости. Она не узнала его, не хотела признавать в нем ее любимого веселого папу, и надежда затеплилась в сердце: а вдруг он все-таки жив? Но потом им вынесли вещи, и ей стало так плохо, что подкосились ноги. Конечно, она сразу узнала фирменную рубашку с его инициалами и шарфик, подаренный ею когда-то ему на день рождения.