Николай Зорин - Интервью со смертью

– Ты прав, Илья, вполне вероятно, что звонила не Ольга. То есть опять же не обязательно, что не Ольга, но полной уверенности в том, что это она, у меня теперь нет.

– И какой ты из этого делаешь вывод?

– Нет у меня теперь никаких выводов! – вспылил Андрей. – Еще полчаса назад были, а теперь нет. Мне казалось, все гораздо проще. Надо дождаться информации от Вениамина, если и с деньгами полный швах, тогда и не знаю, тогда только и останется принять твою версию о черном списке. Правда, пистолет все равно в эту схему не укладывается. Человеку звонят, диктуют адрес, и он мчится с пушкой в кармане…

Довести свою мысль до конца Андрей не успел: грянуло «Шествие гномов» из его мобильника.

– А вот и Венька! Сейчас все узнаем. – Он подмигнул Бородину и включил громкую связь: – Слушай внимательно, повторять не стану. Привет, Вень, – начал жизнерадостно. – Как у тебя дела?

– Привет, привет! Дела прекрасно. Значит, слушай: счета в банке у Назаренко нет. И не было.

– Не было? – Андрей сразу сник. – Вот черт!

Бородин сочувственно покачал головой: накрылась версия.

– Да ты не спеши расстраиваться, – утешил Вениамин. – Счета нет, но зато есть другое. Две недели назад Назаренко снял в «Гаранте» ячейку.

– В «Гаранте»?

– Банк такой, на Лесной. Ячейка номер двести одиннадцать. Запоминай или записывай. – Балаклав продиктовал адрес банка. – И еще, пять дней назад Павел подписал договор сроком на полгода на аренду помещения у фирмы «Ретро».

– Серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– Ну спасибо, Венечка! Век не забуду. Что хочешь – проси. – Андрей воскрес.

– Попрошу, не сомневайся. А вообще, рад был помочь и безвозмездно, случай такой, что я и сам не меньше твоего заинтересован. Ладно, работай, детектив, не буду отвлекать от умных мыслей. – Балаклав отключился.

– Слышал? – Никитин улыбнулся Бородину.

– Слышал, слышал. Поздравляю, продолжай в том же духе. Версия хорошая, если все окажется действительно так… Ну ладно, сделаем вот что. – Илья поднялся. – Я постараюсь к завтрашнему утру достать разрешение на вскрытие ячейки. Ты встречаешься со Столяровым, а часиков в двенадцать дня созвонимся.

Но весь их план полетел псу под хвост. В восемь утра Андрея разбудил звонок (он договорился встретиться с Русланом в одиннадцать и потому еще крепко спал).

– Можешь нас поздравить! – зловещим шепотом прошипел Бородин. – Все, как она и предсказывала.

– Кто предсказывал? С чем поздравить? – Андрей туго соображал со сна.

– Она. Журналистка. Кира Самохина, черти бы ее задрали. Четвертый труп. Можешь послать свои версии знаешь куда?

– Четвертый? – не поверил Андрей. – Мужчина? Женщина? Подожди! Это не… Ольга?

– Нет, успокойся, не Ольга и не Столяров. Все та же схема: полное отсутствие схемы. И тот же почерк: удар в висок. И тот же…

– Так кто же убит?

– Ну… – Бородин отчего-то замялся. – В общем, он гомосексуалист. Но дело не в том! Он четвертый, понимаешь? Продолжаются убийства, и она знала об этом заранее.

Я – киллер, а думала – просто любительница падали, гурманка-трупоедка. Только вчера вечером я это поняла, только вчера… Убийства продолжаются и будут продолжаться до тех пор, пока я не остановлюсь.

Я хотела остановиться, вчера хотела, даже пыталась высказаться решительно и твердо, но в результате получила новый заказ.

Вчера вечером, уже зная о том, что произойдет ночью.

В девять часов получила. С головы до ног облитая шампанским, с головы до ног перепачканная шоколадом, пьяная в зюзю, я согласилась. Продолжить свой киллерский цикл. Зная, что материал для новой статьи испечется ночью. Пирожники и убийцы работают ночью.

Я согласилась. Хохоча развратным, пьяным смехом. Подрыгивая ногой, одной рукой обнимая плешивую голову Годунова, а другой чрезмерно волосатую – Главного. Согласилась – и наша сходка превратилась в настоящую оргию.

Главный пришел ко мне домой в восемь часов с набоковским букетиком ландышей (где он раздобыл их среди июля, понять не могу), шампанским и огромной коробкой конфет (дальше вкус его подвел, только на ландыши и хватило). А к девяти я была уже совершенно пьяна и все были пьяны. Была пьяна – и потому согласилась. Были пьяны – и настояли на том, на чем настаивать нельзя.

Но это не может служить нам оправданием.

Шоколадная, тошнотворно-тягучая слюна до сих пор стоит в горле и никак не желает проглатываться, от рук и от всего тела пахнет ванилью. Тугие прохладные струи, как листья моих ландышей – они тоже пошли в расход, приняли участие в оргии, – не могут смыть, не могут смыть бесстыдного шоколада. Прибавить горячей?