Николай Зорин - Сестра моя – смерть

Я не хочу вспоминать!

А потом его убили.

Не хочу, не хочу!

Убила его тетя Саша. То есть наняла людей, и они его убили. Они его убили, а меня завезли в город Северск, выманив из квартиры Машей. Это она, тетя Саша, придумала, что Машку взяли в заложники, это она, она! Какая же тварь!

Но зачем ей все это понадобилось? Я не вижу никакого смысла, не вижу, не вижу! Хоть ты тресни, а смысла нет! Ну, допустим, она решила убить Валерия и подставить меня. Какая ей-то от этого выгода?

Скорее всего, об этом я никогда не узнаю. А впрочем, так ли это важно? Не все ли равно, почему именно она так поступила, важно лишь знать, что она так поступила.

Лучше вообще ничего не знать! Не знать и не думать. Закрыть глаза, отключить мозг и вернуться в блаженную нереальность. Зачем я так стремилась из нее выбраться? Реальность-то хуже. Подлее и гаже. Реальность вообще перенести невозможно.

За дверью то и дело раздаются шаги. Мне все кажется, что это за мной, но шаги проходят дальше. Но за мной все равно придут, здесь не оставят, перевезут в наш город, подальше от Каролины, чтобы уж точно никто не смог спасти. Что она подумает, когда придет из больницы и увидит: дверь открыта, а меня нет? Испугается? Расстроится? Как бы ей сообщить, что я здесь, что я не предавала ее, что меня саму предали?

Никак. Позвонить мне не дадут, это точно. Да если бы и дали, телефона ее я все равно не знаю.

Снова шаги – и снова мимо. Отключиться, не слушать.

Я закрыла ладонями уши, зажмурилась и долго-долго так сидела, пока руки не затекли на весу. Я думала, успокоюсь, но стало еще тревожней, стало еще страшней. В зарешеченное окно бьет яркий апрельский день. Почему же здесь так холодно? Скорей бы уж пришли за мной, скорей бы уж повезли, скорей бы уж предъявили обвинение, скорей бы уж хоть что-нибудь произошло. Холод убивает, неизвестность убивает, ожидание убивает. Время длится и длится, и нет ему конца…

Ну вот и дождалась – это, кажется, за мной! В коридоре целое шествие. И голоса – множество голосов, все звучат одновременно: мужские, женские – сумасшедшая разноголосица. И что-то еще, тревожно-страшное: ток-ток-ток, словно кто-то бежит на костылях. Это за мной, это за мной! Сейчас дверь откроется – и они все ворвутся сюда. Неотвратимость, оказывается, хуже неизвестности.

Но не нужно показывать им, как мне страшно. Тот, кто боится, – конечно же виноват. Сделать независимое лицо, встретить с достоинством.

Лязгнул замок. Дверь распахнулась.

Первой влетела тетя Саша и бросилась ко мне. А я растерялась, а я так обрадовалась, я совершенно забыла, что она предательница и враг.

– Аленушка! – Она обняла меня, а я крепко-крепко прижалась к ее груди, изо всех сил ощущая родство и тепло. – Я чуть с ума не сошла! Думала, уже никогда… А ты позвонила… А эти болваны… Но слава богу, все кончилось!

У двери томились остальные – Каролина с моей курткой в руках, Илья Бородин, чем-то ужасно рассерженный, Андрей Никитин, совершенно измученный, какой-то смутно знакомый парень на костылях… Да это же Любен! Я осторожно высвободилась из тети-Сашиных объятий и подошла к ним. Каролинка мне улыбнулась и стала озабоченно надевать на меня куртку.

– Представляешь, – затараторила она, смеясь своим легким жизнерадостным детским смехом, – мы приехали с Любеном, а тебя нет! Его из больницы выпустили всего на два часа, а тут такое! Я думала, тебя снова похитили, не знала, что делать! Хорошо, что тетя Саша позвонила. Мы здесь у самого входа все и встретились!

Любен улыбался совсем как его сестра – они вообще были очень похожи.

– Я за вас беспокоился. Так потом себя проклинал, что вас к себе затащил, запер и бросил. Эта авария! Ну мог ли я предположить, что все так паскудно выйдет? Простите меня, хорошо?

– Ну что вы! Наоборот, большое вам спасибо.

Вышло сухо и холодно, а ведь я действительно была ему благодарна, но как выразить, не знала.

– Спасибо, – еще раз сказала я, так и не придумав ничего другого.

– Да в общем-то не за что! – Любен рассмеялся – совершенно по-каролинински. – Если что, всегда обращайтесь.

– Обязательно! – Я тоже попробовала вот так рассмеяться, но, по-моему, у меня это не очень получилось.

– Ладно, граждане, – вмешался необыкновенно раздосадованный чем-то Бородин, – давайте на выход. Здесь вести разговоры не очень-то удобно.

– Мне тоже можно на выход? – Я уже прекрасно понимала, что можно. – Я ведь вроде как арестована? – Я уже прекрасно понимала, что нисколько не арестована.