Андрис Колбергс - Тень

- Похоже, здесь жил маркиз или граф, - озираясь по сторонам, с оттенком почтительности в голосе сказал Эрик.

- И ты. Я надеюсь, и ты здесь жил... Потопали наверх, директора везде и всюду сидят на втором этаже.

В коридоре, тоже обшитом деревом, но менее дорогим и без гербов, они услышали два исполненных ненависти женских голоса.

- Нет, тут определенно есть живые люди, - усмехнулся Виктор.

Разговор доносился из директорского кабинета. Они переглянулись и решили обождать у дверей.

- Вы женщина-а-а... вы должны понимать материнское чувство! У меня сердце разрывается! Верните мне ребенка-а-а... - Она выла так, что мороз по коже подирал. - Отдайте мне ребенка-а-а... Я хочу воспитывать сама-а...

- Воспитывать? Нет, не воспитывать вы хотите! За четыре года ни разу к Стелле не пришли, вас не интересовало, здоров ваш ребенок или болен...

- Я не могла, я работала на дальних рейсах.

- Даже письмеца вы Стелле не прислали. Да, да... Она уже читает, она исключительно одаренный ребенок. Если вам ее отдать, малышка получит травму похуже, чем в прошлый раз. Да не нужна она вам, я знаю, вам она не нужна.

- Я открытки слала. Ко всем праздникам. К Октябрю, к Маю. Несколько раз. Где они, мои открытки?

- Будьте человеком и не калечьте ребенку жизнь. Вы уже достаточно зла ей причинили. Стелла почти уже вас забыла, примирилась, понимаете!

- Отдайте мою доченьку-у... Мое дитя-а-а...

- Перестаньте выть. Не ребенок вам нужен, а справка, что ребенок существует. Я связалась с руководством по месту работы вашего мужа. Через неделю заседание комиссии по распределению жилой площади. Кому из вас пришло на ум, что неплохо бы получить лишнюю комнату за счет Стеллы? Вам или вашему мужу?

- Ах ты!..

- Все! Разговор окончен! У вас на Стеллу никаких законных прав. Идите!

Эрик глянул на Виктора и удивился: зубы стиснуты, на скулах желваки. Их взгляды встретились, и они поняли, что думают об одном и том же: "Прочь отсюда!"

Но в этот момент дверь распахнулась, и прилично одетая женщина с перекошенным от гнева лицом и красными, заплаканными глазами выбежала из кабинета. Они были поражены: думали увидеть тупую, грязную, опустившуюся.

- Вы к директору? - спросила девушка в белом халате медработника. За все время спора она не проронила ни слова.

- Да... Мы хотели...

- Пусть войдет, - сказали из кабинета.

- Вы вдвоем по одному делу? - хотела спросить директор, маленькая, седеющая женщина с открытым умным лицом, но, разглядев посетителей, замялась на полуслове. - Садитесь... Чем могу быть полезной? Минуточку! Эви, у нас есть кофе? Свари, пожалуйста! Вы ведь пьете кофе, не так ли?

- Да, конечно... - машинально пробормотал Эрик.

- Ну-с, пока Эвочка сварит нам кофе, мы можем поговорить. Только, чур, ничего не скрывать, иначе я не смогу вам помочь. У кого из вас язык лучше подвешен? Итак, как вы познакомились?

Виктор бросил на Эрика тревожный взгляд и сказал:

- Разрешите мне. Мы познакомились в кино... В "Гайсме". Сеанс окончился, зажегся свет, и я смотрю... Словом, мы очутились рядом. Смотрим друг на друга и не верим своим глазам. Потом начали встречаться, разговаривать. Раз, другой... Я вспомнил, что как-то отец обронил фразу...

- У вас лично двое родителей?

- Было двое.

- А у вас?

- Только мать. Но я боюсь у нее что-либо спрашивать. Ей нелегко было меня воспитать. Я ей многим обязан.

- Похоже, вы близнецы, - весело сказала директор. Эви принесла дымящийся кофе. Комната наполнилась ароматом. - Только, милые люди, мы близнецов не делим... Кто желает усыновить, должен брать обоих. Я директорствую здесь уже больше десяти лет, но мы никогда не разлучали двойняшек. Может, раньше поступали иначе, но не думаю.

- О, я еще не все рассказал. Источник информации - мой папаша. Между прочим, мы родились в одной больнице и едва ли не в один день. Вот сколько мы уже выяснили.

- Рассказывайте, рассказывайте. Ведь мы уже условились: подробно и без утайки. Я вас внимательно слушаю.

Кофе пили маленькими глотками.

Слушая, директор кончиками пальцев поглаживала щеки.

Она старалась угадать, сколько правды в рассказе Виктора. Хорошо, если половина. За его словами крылась какая-то большая трагедия семьи Вазовых-Войских, если уж старый морской волк бросил в Риге все и отправился в добровольное изгнание, где ведет аскетическую жизнь мученика. Какие бы мотивы он ни придумывал, на самом деле это попытка искупить грехи. Старик, видимо, чувствует себя виноватым. А признание матери... унес бы его с собой в могилу, имей он хоть малейшую надежду, что сын еще может стать человеком. Отец сильно разочаровался в сыне, не исключено даже, считает, что смерть любимой жены - результат поведения сына.