Когда мы впервые обсуждали программу действий с пенологами — специалистами тюремного дела — они предсказывали, что любому заключенному, которому хочется выйти на свободу, — а этого хотят все — нечего терять, и он может только приобрести, обращаясь к нам, что потребует от нас огромных усилий в разборке их просьб.
Любопытно отметить, что среди этой публики существовало и понятие о чести. Довольно часто мы получали письма от заключенных, которые благодарили нас за работу и предлагали к рассмотрению дела других заключенных, с болью подчеркивая, что сами они не могут представить интереса для Суда Последней Надежды, потому что осуждены справедливо.
Но даже когда нам самим удавалось найти дело, по которому человек был неправильно осужден, это еще не означало, что мы можем рассказывать публике о нем. Насколько это было возможно, мы старались приберегать энергию для таких дел, в которых совершенно определенно факты говорили о невиновности заключенного. Не обязательно нам удавалось найти новые аргументы, но мы могли представить фактические доказательства невиновности, заново сопоставив уже известные факты и по-новому оценив их.
Нам встречались десятки таких дел. Они представляли собой, может быть, самые сложные и запутанные проблемы с точки зрения уголовных законов. Главная роль в них отводилась не столько сумме доказательств, сколько показаниям очевидцев, что нередко приводило к трагическому исходу дела.
Но в случае, например, с Джоном Доу, хотя мы и смогли доказать, что произошла ошибка в опознании, мы были связаны по рукам и ногам. С самого начала все доказательства были перед глазами жюри. Оно имело то преимущество, что человек стоял перед ними на свидетельском месте и члены жюри сами могли составить мнение, говорит ли этот человек правду или лжет, ошибается ли он или точен в своих показаниях. Если же мы, значительно позже занявшиеся этим делом, предложили бы освободить Джона Доу только потому, что мы не согласны с вердиктом жюри присяжных, мы были бы подняты на смех, значительно ослабив свою программу.
Естественно, что Джон Доу рассматривал ситуацию с другой точки зрения. Он невиновен. Осужден он неправильно. Он отбывает пожизненное заключение за преступление, которого не совершал. И конечно, он считал, что его дело должно привлечь наше внимание, чье-то внимание, внимание всех.
К сожалению, подсудимые, которых опознают при помощи свидетельских показаний, несут неподъемный груз неопровержимого доказательства вины и часто в зале суда предстают достойными сожаления фигурами.
К сожалению, свидетель, который проводит опознание и от которого очень много зависит для исхода дела, чувствует себя в зале суда очень неуютно.
Человек со всей ответственностью честно подходит к своей задаче.
— Было очень темно, — говорит он. — Я только мельком смог увидеть напавшего на меня человека. В то время я был в состоянии крайнего возбуждения. Мне кажется , что обвиняемый — именно тот человек, который напал на меня. Он очень смахивает на того налетчика.
Когда приходит время перекрестного допроса, представитель защиты начинает трепать несчастного свидетеля.
— Неважно, что вам кажется , — кричит он на него. — Вы должны быть уверены ! Можете ли вы поклясться , что обвиняемый — тот самый человек, что напал на вас?
— Я думаю , что это тот же самый человек.
— Уверены ли вы в этом?
— Мне кажется, что так и есть, но я не могу быть совершенно уверенным.
— Значит, у вас есть определенные сомнения, пусть и достаточно смутные, но, тем не менее, вы сомневаетесь?
— Ну, если вам так угодно… Мне кажется , что это тот самый человек. Это все, что я могу сказать.
После этого адвокату остается лишь улыбнуться жюри присяжных и сказать:
— Итак, джентльмены, не забывайте, что вы дали клятву оправдать подсудимого, если у вас будут сомнения в его вине. Перед вами стоит сомнительный свидетель, который признал, что не уверен в своих показаниях. И вы не можете избавиться от своих определенных сомнений, потому что сомневается он сам.
С другой стороны, есть свидетели, которые, придя к недвусмысленному мнению, не позволяют себе попадаться в ловушку перекрестного допроса, как бы ни старался ловкий адвокат, — свидетель с плотно сжатыми губами сидит на своем месте и повторяет лишь одно:
— Я знал, что освещение очень слабое. Возможно, в то время я и испытывал возбуждение, но я видел нападавшего на меня и могу утверждать, что сейчас этот человек сидит справа от вас — обвиняемый по этому делу. Да, это тот самый человек.
Читать дальше