Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

Вооргот смирился, что в историю он уже вошел. Судя по оглушенному виду окружающих. И теперь надвинул на глаза воротник, лишь бы кто-нибудь его в этом виде не узнал. И что-то бормотал себе.

Но отец всегда был человеком долга. Он понял, что это нужно прежде всего мне. И к тому же он совершенно замотался с этими хлопотами.

- В общем так... – сказал он. – Галочки это...

Вооргот вскочил до потолка.

- Я давно хотел поблагодарить вас, за то, как вы воспитали дочь, – рявкнул, перебивая, он.

Отец поклонился.

- Я понимаю, вы смущаетесь, но все мы делаем что-то в первый раз. В общем так – у мужчины есть внизу... – все равно начал отец, понимая, что тот во власти ложного смущения и не может сам решиться попросить старших пояснить, и что человеку надо все равно помочь, он же потом лишь поблагодарит.

- И теперь решаю, сделать это ножом или пистолетом... – рявкнул изо всех сил Вооргот.

Отец отшатнулся.

- Но как же вы будете с моей дочерью... – растеряно сказал он. – Ваше ложное смущение приведут вас к катастрофе... Я помню, что дочь говорила, что у вас странные... гм... и китаец рассказал, что вы издаете звуки, думая, что женщинам этого...

- Хватит!!!!! – заорал Вооргот, которого подкосил вид лежащих вокруг эшафота солдат и школяров, особенно упившихся одновременным пересказом китайца индейцу той истории, которую он, будучи телохранителем, незаметно слышал, а теперь вводил в курс дела, чтобы были понятны слова отца... Образность и умение разведчика передать все в нескольких словах сделали свое дело – люди на земле стонали и корчились...

Вооргот молча отстранено сидел и смотрел в пространство, ни на что не реагируя – похоже, его всерьез занимала мысль пойти на плаху, чтобы быстрей все кончилось и никогда их больше не видеть... Тем более, что палач сверху соблазнял его, украдкой соблазнительно показывая ему петлю и махая рукой...

Увидя его злые глаза, я, не понимавшая, что я же наделала, вдруг заплакала. Никому не улыбается идти на брак со злым женихом, выбравшим тебя как затычку веревке и нимало тебя не любящего. Я чувствовала себя растерянной, убитой, брошенной.

- О Боже! – заглянув в мои залитые слезами и отчаяньем глаза, вдруг воскликнул Вооргот, мгновенно перестав видеть все остальное, схватив меня в охапку и прижав к себе. – Не бойся, я люблю тебя... – заглядывая мне в душу и мигом став как то мудрее и посерьезнев, сказал он, – и все будет хорошо, мне наплевать, что они думают... Он мигом выбросил из головы все, целуя мои глаза и высушивая мои слезы, как тогда и забывая все на свете... – Не обращай на них внимания, все будет хорошо, все это глупости, я просто дурак, моя маленькая колючая орхидея... – он укачивал меня на руках и просто топил в любви и ласке, как-то непонятно просвечивавшейся в его ставшими странными и громадными глазах.

Я подняла на него заплаканные глаза.

- Но я действительно ничего не знаю, и просила отца объяснить тебе, чтобы я услышала, я же все слышу, он бы рассказывал мне... – захлебнулась я слезами, ничего не понимая и что случилось, обиженная и расстроенная, больно ударенная его злостью, непонятным поведением. – Я тоже боюсь!

Меня крепко прижали.

- Успокойся, я дурак, я ничего не понял, – покаянно, как-то по священному серьезно сказал он, заглянув мне в глаза. – Мне и в голову не пришло. Но мы обязательно с тобой прослушаем отца... А пока не бойся и доверься мне...

Я успокоилась.

Вооргот на секунду отвлекся и пригрозил таким страшным голосом окружающим, кто еще позволит себе смех над его невестой и ее недоумениями, что все мгновенно пристыжено примолкли.

- Нечего издеваться над невинным ребенком, если сами грязны... – жестко сказал Вооргот им, так, как это умеет делать человек, прошедший тысячи боев и знающий свое достоинство. И от слова которого ясно, что он может отвернуть голову и вовсе не шутил, когда об этом сказал. Тем более эшафот и список преступлений не располагал к шуткам. А оба моих вдруг выросших телохранителя, когда я заплакала, обвели людей таким страшным взглядом, блеснувшим отражением взгляда Вооргота, что люди испуганно сжались, и, как говорили потом, уже почувствовали себя чуть-чуть мертвыми. Вооргот еще раз оглядел всех, бережно баюкая и успокаивая с полным серьезом меня, принимая все мои беды всерьез.

На него посмотрели с уважением.

Я же ничего не видела сквозь счастливые, счастливые слезы...

Не знаю, сколько бы я плакала и от боли, и от обиды, и от сладости и счастья, что он меня понимает, но тут китаец напомнил, что он привел епископа. И зачем-то то этот толстяк тут надо, чтобы пошаманить над новобрачными, как понимал он.