- Обычай... – упрямо тихо, словно каменная волна, упрямо всколыхнулась толпа. – Если чистая юная девушка выберет его, его должны помиловать!
- Какая это чистая девушка!? – воскликнул палач.
Я удивленно обернула к нему свое растерянное, детское, ничего не понимающее лицо.
- Это... – хотел сказать палач, но угрожающий рокот толпы забил то, что он хотел сказать.
- Она чиста... – тихо прогремела толпа, и от этого шепота палач содрогнулся.
Я отчаянно вцепилась обеими руками в одежду Воорготу, растеряно и испугано оглядываясь у него на руках, совсем маленькая для него, словно маленький ребенок. Никогда меня еще так грязно не оскорбляли, как этот палач. И я в первый раз ничего не могла сообразить, и тщетно и отчаянно напрягала усилия, что, очевидно, отражалось перекашиванием на моем испуганном и растерянном детском лице.
- Разве не видно, что это еще совсем ребенок... – яростно крикнула в лицо палача мама, наконец подскакавшая сквозь толпу и увидевшая, куда я исчезла. Она с силой оттолкнула палача. – Это же ребенок, негодяй!
Палач замялся.
- Обычай! – закричали уже требовательно и непримиримо. Толпа надвигалась на солдат немецкой гвардии, охранявших посольства, плотной стеной оцепивших эшафот, и была готова растерзать тех, кто осмелился бы сейчас тронуть меня.
- Вы хотите стать его женой и взять его в мужья? – громко спросил герольд, до этого читавший вслух список преступлений так и не пожелавшего назвать свое имя убийцы.
- Хочу! Хочу! – звонко и забыв про все, и видя только угрожающую ему опасность, выкрикнула я, и отчаянно вцепилась кулачками ему в грудь, так что было не оторвать. – Хочу, хочу!
- Проклятье, она совсем ребенок и не понимает, что говорит! – воскликнул кто-то. – Жалко такую девочку отдавать совсем убийце!
Старухи отвели меня в притвор, где по обычаю осмотрели меня, действительно ли я девственна, но все было как в тумане, и я этого даже не осознавала.
Где-то искали священника, но я плохо все это понимала, видя только Вооргота. Кто-то достал мне цветы... Я не помнила, как закалывали их.
Герольд еще раз настойчиво спросил, хорошо ли я сознаю, что я делаю, и желаю ли я за него замуж.
- Я согласна... А ты? – спросила я, и вдруг отшатнулась, побледнев от боли. Я вспомнила, как он отвернулся от меня и отказался жениться. – Ты не хочешь жениться на мне? – с болью спросила я, смахнув слезы. – Я спасу тебя и разведусь, но насильно навязываться не буду...
- В чем ты сомневаешься? – недоуменно спросил Вооргот.
- Но ты же отказался от меня и отказался жениться на мне, когда узнал, что я Берсерк... – через силу сказала я. – Отвернулся и побежал прочь...
Вооргот напряг лоб, и было видно, что он ничего подобного не помнит...
- Я ничего подобного и вообразить сделать не мог, а не то, что сделать... – растеряно сказал он, морща лоб. – Я, наверное, о чем-то думал себе.
- Но ты же отвернулся и побежал... – с трудом выдавила я сквозь ужас боли и страдания и омертвения души.
- Ну, так дверь же закрывалась, а мне надо было бежать и убить дипломатов, потому что кто-то выдал, кто это Берсерк, и они спешили послать убийц... А дверь с этой стороны не открыть... – наконец, недоуменно объяснил он, не соображая, что он сделал, и не помня, что он вообще сделал плохое для любимой девушки. Совершенно не понимая. – Ты же понимала, что мне надо было быстрей бежать и защищать тебя... – совершенно искренне ответил он, так и не поняв, что было плохое. – И я кинулся спасать, пока не поздно, иначе они послали бы киллеров и убили бы тебя... Я просто не терял, наверное, времени...
Я не понимала и не верила, застыв.
Наконец и Мари и я сообразили, и Вооргот тоже сообразил, что сделал что-то не то, невинно смотря на меня своими честными обожающими овчарочьими глазами.
- Как ты могла подумать на меня такое! – разъярился и вспыхнул Вооргот, когда ему объяснили. – Да я убил бы тогда за тебя... Я и не думал ничего плохого! – в сердцах воскликнул Вооргот. – Я же тебя спасал! – гордо ответил он, возмущенный женской глупостью.
- О боже, какой идиот! Я всегда думала про мужчин очень плохо, – простонала Мари у меня за спиной, – но никогда не думала, что они настолько хуже!
Я же просто разревелась у него на груди, застучав по нему кулачками, а мама исподтишка пыталась убить дурака. В отчаянье она чуть не убила его по настоящему.
Пока я плакала, уткнувшись ему в рубашку, готовили священника. Увидев его, я вспомнила, что я же ничего не знаю про галочки, в чем покаянно и призналась Воорготу. Выяснилось, что он тоже ничего не знал, о чем я тут же встревожено заявила вслух моим. Не хватало еще мне, чтобы мы вдвоем всю ночь занимались разгадыванием кроссвордов и ребусов, гадая и ломая тщетно голову над загадкой, что же это значит и чем же еще могут заниматься влюбленные наедине. Не люблю вещей без инструкций – потом гадай в отчаянье, как от этих часов появляются дети и что значит какая кнопка!
Читать дальше