Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

Слезы мои были вытерты.

Когда мы победили вместе, я уже снова была без ума от отца, его искрометного юмора и ужасающего обаяния. К тому же он забрал меня с собой в очередную дипломатическую поездку, боясь, что кто-нибудь из слуг выдаст кто он. Но я в то время ничего не слышала и не хотела слушать – я слишком была счастлива, обретя отца. Правда, какие-то слухи потом дошли до меня через партнеров, что кто-то собрал все данные о выигрышах в тот день и связал с расписками и графом, ибо некоторым не понравилось, что он так “удачно” взял банк в разных комнатах сто сорок раз за вечер... Раздались даже несмелые слухи, даже не слухи, а так, это глупо конечно, что он не чист на руку... Но в тот вечер за ним следили с особой тщательностью, и знатоки скрипя зубами проглотили, что он играл честно... Тем более, что он в каждой партии брал то одну, то другую даму “в помощники”, открывая ей карты, и даже прося ее сыграть... И они потом клялись, что он играл абсолютно честно... И, сжав сердце, люди признали, что у него редкая удачная рука.

О том, что удачная рука сидела рядом на другом конце стола и сдавала карты, отчаянно гнусно матерясь по-японски про себя всеми нехорошими словами мира, когда ее хватали под столом за накачанную гнусную железную конечность профессионального серийного убийцы, никто и не заподозрил.

Японец потом еще целый месяц шипел и плевался при виде карт и упоминании бала, так и оставив во мне твердое детское убеждение, что этим занимаются одни гнусные извращенные типы.

Отец только хихикал.

Так, чтоб японец не видел.

Но вообще, был очень благодарен ему. И считал, что тот молоток.

Я же была вне себя от счастья и буквально пела и летала, как на крыльях.

Отец был жив. Это было главное, а что случилось с его сыном, меня не волновало – молодой идиот меня больше не беспокоил.

Более того, в один из дней отец вдруг представил меня неожиданно своей жене, сказав ей – это твоя дочь. И все.

- Это твоя дочь.

Так я обрела свою маму...

Та похлопала глазами. Но я так растеряно, так испугано и с таким страхом глядела на нее, безумно боясь своим детским сердечишком, что она не признает меня (мне ведь никто не сказал, что это не моя настоящая мама, а я ничего и не заподозрила, ибо, оказалось, я слышала, что и она долго не видела мужа, а я никогда не видела матери), что она вдруг оттолкнула мужа и подхватила меня на руки, не давая мне разрыдаться. Ибо личико мое уже готовилось искривиться, а сердечишко ухнуло в пропасть, ибо она так долго на меня и странно смотрела и, видимо, не узнавала.

Так я обрела маму...

И сестру...

И прожила счастливую жизнь, потому что между нами не делали разницы. Вне Англии. И меня оба родителя любили даже больше, чем старшую сестру. По крайней мере, так я чуяла....

И только лет в десять, я постепенно все-таки выяснила по крошечным кусочкам как разведчик, что я бастард...

И, хуже всего, что еще какой-то ненастоящий. Ибо в том, кто мой отец, были обоснованные сомнения. В нашей семье почему-то передавалось полное сходство из поколения в поколение, а я была ни на кого не похожа. Хоть бы я была настоящим бастардом, а то никто и не знал, откуда я появилась. И даже в том, что я бастард, у всех были основательные колебания. Гадкий подкидыш какой-то, и только. Все за моей спиной так и говорили, что я подкидыш от лесного народца. Маленькая, непропорциональная, некрасивая, и похожая к тому же на лошадь.

В общем, гнусное положение. Вы понимаете. Раньше то я не задумывалась, твердо считая себя дочерью. А сейчас очень даже задумалась.

К тому и отец и мать меня очень любили. И я не понимала, отчего меня не хотят признать дочерью официально, и было обидно и тяжело до слез.

В Англии ли, знаете, ужасный снобизм. И быть бастардом это значит... Это очень плохо значит. Это значит, что ты на уровне служанки, как бы к тебе не относились отец и мать, а служанки ведь тоже люди.

Я как-то не задумывалась в бесчисленных путешествиях с отцом, что в Англии своя структура взаимоотношений, и насколько тут важен титул. В своих бесконечных поездках по делам по всему миру, мы с отцом были, скорей, компаньонами и боевыми соратниками. Ведь и Джордж, и отец всегда видели во всех независимо от народности людей, и оценивали их также соответственно не по титулу. Не потому, что им был свойственен так называемый демократизм, как у аристократов, а потому что они даже не понимали, как можно иначе. В боях претензии на титул были смешными, и для отца китаец и индеец были такими же боевыми соратниками и людьми, даже братьями, как и он сам для них.