Пролетка дернулась и тихонько отъехала от причала.
И завернула за поворот. Дружный выдох вырвался их глоток могучих матросов, которые, кажись, затаили дыхание, когда увидели корабли.
Они вошли слишком поздно – корабль стал обычным кораблем. Утром матросы не смогут вспомнить, когда они приплыли, ибо напьются, а ничего запрещенного – нет. Утром солдаты тоже не смогут вспомнить, когда мы приплыли, ибо мы мирно стояли в порту. Еще один корабль, и все.
Пассажиров – тоже нет.
А на нет и вопроса нет.
Мы молча и осторожно провели лошадей с завязанными тряпками копытами мимо уснувшего постового на выезде из города. Было видно, что бедняга всю ночь бодрствовал, не закрывал глаз.
Впрочем, от него пахло вином – ночью было холодно.
Ну, он и согрелся.
Потом согрелись мы, ударив по коням.
Через какое-то время мы распрощались с нашими попутчиками.
Нельзя сказать, чтоб эти прощания были особо теплыми. Когда в друг друга тайно нацелено оружие и все держат других на прицеле пистолетов, точнее мы держали их под плащами, ибо у них пистолеты куда-то исчезли, становится жарко или холодно, но не тепло.
- Е-если мы исчезнем с вещами, – заикаясь, сказал капитан, поехавший с нами, – наши товарищи все расскажут солдатам... Е-если я не вернусь...
Я скривила губы.
- Оставь их живыми... – махнула я рукой отцу, залазя на тощего дьявола, который ревниво храпел.
- Они сейчас будут стрелять... – возразила мама.
- Из пальцев... – оборвала я. И обернулась с коня к капитану. – Дурак, как только вернешься на корабль, сразу иди в пороховой погреб и потуши свечку, которая там горит, обмотанная фитилем на половине... Там новый вход в погреб прорезан со стороны наших кают, и там же незаметно лежит свечка... Дарю тебе жизнь.
Они побледнели.
- И твоему кораблю...
Они стали желтоватые...
Я проследила, как удаляются отец и мама, а остались только закутанные китайцы, приглядывающие с полдороги за мной, как мрачные сфинксы, и Мари, с лениво лежащим ружьем на крупе коня вдали.
Я ждала, пока отец не скроется, хладнокровно прикрывая их наш отход, чтоб, если у кого я и упустила оружие, то они не выстрелили в спину.
- Адье!
Они молчали.
- Ой, совсем вылетело из головы... – я кинула им мешочек с деньгами. Только вот беда, он лопнул в руках капитана, совершенно случайно, конечно, и конечно, золотые монеты раскатились по всей дороге, и они кинулись собирать их, ругаясь.
Я усмехнулась и невольно поправила косу, которая выскочила из-под плаща, когда я вскакивала на коня. И уловила на себе потрясенный взгляд капитана, который, очевидно, сложил дважды два, все признаки подозрительной юности, мои заплаканные красные глаза при появлении на корабле, мою мрачность и хмурость, и еще черт знает что. Он заметил косу.
- Стой, я хочу поговорить с твоими родителями! – рявкнул он, схватившись за мою одежду, не обращая внимания на легший словно из никуда ему на солнечную артерию нож. – Я граф де Монсоро!
- Ну и что? – я широко раскрыла глаза.
- Я хороший парень!
- С дороги!
- Я предлагаю тебе руку и сердце! – упрямо сказал он. – Выходи за меня, мы будем счастливы вместе. Мне наплевать на то, что с тобой сделал Вооргот, я возьму тебя любую, даже с дитем.
Против воли моя рука дернулась к животу, и я снова отдернула ее прочь. Ужасно рассердившись.
- Он ничего мне не сделал! – нервно сказала я. Но предательская рука запахнула курточку и я чуть не взбесилась.
- С дитем! – упрямо сказал он, не выпуская меня из рук. – Позови своих родителей, ты еще ребенок, чтоб правильно понимать и делать выводы!
Я беззлобно освобождалась. Понимая, что убивать его сейчас было бы невоспитанно.
– Мы будем плавать по миру! – не унимался он.
- Мы будем далеко от друг друга! – пыталась оттолкнуть его я, пока это безобразие не заметили мои родители.
Но поздно.
На взмыленной лошади подскакал взбешенный индеец.
- Оставь ее на минуту одну, и она опять подцепила мужчину! Тебе же сказали не оставаться с ними отныне без телохранителя. Доигралась же уже, что они набрасываются, тебе что мало!? – безжалостно сказал он.
- Я не виновата! – отчаянно крикнула я.
- Я хочу на ней честно жениться! Я граф! – добавил капитан.
- Сначала принц, а потом еще и это! – в сердцах сказал индеец. – Ей, между прочим, еще шестнадцати нет!
- Я буду говорить только с ее родителями! – уперся капитан, ухватившись обеими руками за сбрую и мой плащ, и упираясь обеими ногами в землю, упрямо готовый стоять насмерть, как бы меня не тащили. Несмотря ни на нож, ни на индейца с пистолетом, ни на что. Схватился за меня, хоть плачь! Что с ним делай!?
Читать дальше