Сьюзан Конант - Пес, который порвал поводок

Вашингтон-стрит ведет примерно от Сентрал-сквер к Массачусетскому Технологическому институту и к реке. Стоит ли говорить, что это не Брэтл-стрит? Мне понадобилось минут десять, чтобы найти место для парковки. Если в Кембридже вы припаркуетесь в запрещенной зоне, полицейский уводит вашу машину и вам приходится оплатить все старые квитанции за неправильную парковку, чтобы вам разрешили забрать машину из отгона. С Роджерова трехпалубного судна облезала коричневая краска. Запах мочи в парадной оставила явно не Лайон. Собачьи самки где попало не брызгают. А вот человечьи самцы — еще как. Рауди понравился Роджеров парадняк. Собаки не ценят гигиены. Или, может, ценят — чем хуже, тем лучше.

Лайон лаяла так громко, что я сообразила: квартира Роджера — первая слева. В двери появилась щелочка, потом высунулись большие черно-кудлатые головы Роджера и Лайон. Лайон распахнула дверь, и собаки обнюхались и помахали друг другу хвостами.

— Свои, Лайон, — объяснил ей Роджер, словно она обнаруживала признаки неизбежного нападения. — Свои. Спокойно. Все в порядке, девочка.

Она пролаяла какое-то приветствие и распустила слюни. Если собачья слюнявость вас коробит, не берите ньюфаундленда. Выказывая лучшую, чем у Роджера, воспитанность, она побежала внутрь квартиры, взмахом хвоста приглашая за собою. Рауди приглашение принял.

— Входите же, Холли, — сказал наконец и Роджер.

В доме царил густой запах плесени, словно в плотно закрытой бельевой корзине, полной влажных полотенец и грязных носков. Рауди потыкался туда-сюда, и они с Лайон метнулись сквозь открытую дверь, за которой, как я разглядела, была кухня, где наверняка пахло еще похлеще, чем в гостиной. Приятного аппетита.

Как в доброй половине кембриджских квартир, в Роджеровой все было белое — стены, мебель, занавески, ковер, таитянская обитая ситцем кушетка, стулья для ванной от Крэйга и Баррела. Но Роджеров декор обнаруживал присутствие ньюфа. На всем лежал слоями черный пух. Лайон в обилии нанесла художественной резьбы на плинтусы и ножки дубового кофейного столика. Уютное было местечко.

Роджер вышел в кухню, где собаки, вероятно, вырабатывали какой-нибудь новый декорационно-интерьерный замысел, и появился с бутылкой массачусетского вина и двумя стаканами. Многие не считают Массачусетс крупным винодельческим регионом, и правы. Он налил мне стакан. Я подержала его возле рта. Может быть, я ошибалась насчет запаха в парадной.

— Так вы нынче вечером идете на собачью дрессировку, Холли?

— Разумеется, — ответила я. — Разве я когда-нибудь пропускаю?

— Вы теперь получше себя чувствуете?

— Отлично. Рауди — тоже.

Повисло неловкое молчание, во время которого я решила, что Роджер на самом деле больше походит на гориллу, чем на ньюфаундленда, — на ту самую гориллу, которая сидит в клетке зоопарка и подстрекает малышей задавать родителям обескураживающие вопросы.

— Теперь, когда я взяла Рауди, — начала я, — не могли бы вы кое-что о нем мне сказать.

— Что, неприятности с ним у вас, а?

С Роджеровой точки зрения, целью моего визита, видимо, было задать несколько вопросов по дрессировке собак.

— Мне только хотелось бы знать, откуда он взялся, и я сочла, что вам это, наверное, известно. Милли говорила что-то о женщине с корги.

— Ах эта, — сказал Роджер. — Роберта Рид. Живет в Пемперелле или Данстэйбле — где-то там. Пес был в некотором неистовстве — и оказался у нее.

Я знала Бобби Рид.

— Зачем ей понадобился маламут?

— Это была одна из этих самых отказных операций. Она оказалась старым другом дяди Фрэнка и уговорила его. Прекрасный пес, жаль было бы его усыпить — ну как водится.

Д-р Стэнтон был не из тех, кого можно уговорить, но я об этом не сказала.

— В какой он был форме, когда ваш дядюшка его взял?

— Ну, в неплохой. Тощий.

— А шкура?

— Недурна.

— Я пыталась его искупать, но мне не больно удалось, — сказала я. — Мне захотелось узнать, нет ли для этого какого-нибудь приема. Я подумала: может быть, когда доктор Стэнтон взял его, вы ему помогали.

Вот так. Я спросила совета. Некоторые мужчины недовольны, пока этого не сделаешь.

— Нет, — ответил Роджер и хотел было продолжать, но из кухни донесся шум — там явно тащили по полу какой-то предмет.

— Они с чем-то возятся, — сказала я.

Это «что-то» было сорокафунтовым пакетом с собачьим диетическим кормом, или, надо бы сказать, пакетом, в котором некогда было сорок фунтов собачьего корма. Увидев его, я чуточку удивилась. Я воображала себе Роджера типом, постоянно бегающим в супермаркет, но запасов не делающим. Роджер перенес цветовую гамму гостиной на кухню и там еще больше потрудился, чтобы ее воплотить. Наивысшее его декораторское достижение выразилось в дымно-серой абстракции над кухонной плитой.