Людмила Мартова - Вишня во льду

– В вашей табели о рангах я значусь гораздо ниже, чем Габи, – засмеялся он. – Но меня это не обижает. Собаки лучше людей. Да и вообще за те несколько дней, что эта псина живет со мной, мне уже начало казаться, что она еще и гораздо умнее меня. По выражению ее глаз, она сама об этом отлично знает, но тактично молчит, чтобы меня не смущать.

Елена рассмеялась. Дорошин вновь отметил, что улыбка, смех ей к лицу гораздо больше, чем хмурое молчание, в которое она была погружена в первые их встречи. Эта женщина вовсе не была букой, просто с людьми сходилась небыстро и посторонним особо не открывалась. Это могло быть признаком того, что в прошлом ее был кто-то причинивший ей сильную боль.

– Вы ключи от своего дома взяли? – уточнил Дорошин. – А то по такому морозу прокатимся зря. Обидно будет, если в дом не попадем!

– Что вы, они всегда со мной. – Елена покопалась в сумке и вытащила тяжелую связку ключей. – Тут и от квартиры, и от дома, и от ворот. Летом дедушка же все время на даче живет, и я частенько с работы сразу туда отправляюсь, чтобы его проведать. Иногда ночую, иногда возвращаюсь в город, чтобы назавтра рано не вставать. Хоть и недалеко, но на автобусе все равно долго, поэтому я на заезды домой за ключами время не трачу. Ношу с собой круглый год.

По пустынным, скрипящим под колесами улицам они выехали на трассу, и Дорошин даже зажмурился от внезапно напавшей на него белизны. Город с его монолитной серостью, разбиваемой иногда цветными пятнами реклам и магазинных вывесок остался позади, а здесь природа выглядела по-другому, словно растерявшейся немного от внезапных морозов.

Дорошин почувствовал себя попавшим в безвременье. Никому не нужным, неприкаянным, словно бесплотный призрак, зависший между прошлым и будущим. Его машина как блуждающая тень скользила по пустынному шоссе, белому-белому, сливающемуся с укутанными в сугробы обочинами, бескрайней мертвенной белизной полей, где-то на горизонте уходящих в словно навсегда замерзшее небо. Ему казалось, что даже проглядывающее через это непробиваемое белое марево солнце выглядит так, словно уже начало остывать и вот-вот погаснет совсем, после чего ослепляющая, бьющая по глазам и по нервам белизна сменится непроглядной тьмой. Он потряс головой, дивясь собственной разыгравшейся фантазии.

– Как в сказке, – сказала вдруг притихшая отчего-то Елена. – У меня ощущение, что мы выехали не из города, а из реальной жизни и попали в какое-то другое измерение, как в сказке Кэрролла. Вот только почему-то возникает ощущение не чуда, а несчастья. Словно я заранее знаю, что эта сказка с плохим концом.

– Поразительно, – пробормотал Дорошин. – Я еду и думаю о том же самом. Может быть, не совсем сходно в деталях, но направление мыслей такое же. Это что такое, а, Елена Николаевна? Внезапно открывшееся родство душ?

– Не знаю. Скорее всего, мы просто одинаково воспринимаем сигналы, которые посылает нам пространственно-временной континуум. Не смотрите на меня, словно я сошла с ума. Я в совершеннейшем здравии. Погода сегодня аномальна, поэтому она заставляет выйти из зоны комфорта, а это обнажает нервы, обостряет восприятие. Не знаю, как вы, а я ощущаю, что что-то должно произойти, случиться. Если уже не случилось. Виктор Сергеевич, извините, но я должна позвонить деду.

На лице ее отразился вдруг суеверный страх, и она быстро затыкала ухоженным наманикюренным пальчиком в экран телефона. Ногти у нее были покрыты нежным, неярким и непошлым лаком, то ли телесным, то ли светло-розовым, придававшим образу законченность и некоторую воздушность. От той унылой старой девы, которую он встретил с месяц назад в кабинете Марии Викентьевны, не осталось и следа. Она растворилась, исчезла в пелене будней. Ее заменила взрослая, умная, состоявшаяся в жизни, не очень счастливая, но вполне уверенная в себе женщина, еще молодая, безусловно привлекательная, уравновешенная и спокойная.

С Федором Ивановичем все оказалось в порядке, и успокоенная Елена убрала телефон в карман и виновато улыбнулась:

– Вы простите меня, Виктор Сергеевич, на меня иногда находит совершенно иррациональный страх. Я вообще по натуре человек тревожный, и за деда постоянно боюсь, все-таки он уже не молод. Извините.

– Ну что вы, Елена Николаевна, извиняться вам совершенно не за что! И я рад, что все хорошо. Знаете что, чтобы отвлечься от посетивших нас вдруг в одночасье невеселых мыслей, расскажите мне историю вашего родства с Куинджи.