Андрей Константинов - Дело о лопнувших агентствах (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)

- Какой смысл держать у себя кассету, если мы не собираемся публиковать ее?

- Кто сказал, что не собираемся?- чуть возвысил голос Обнорский.- А смысл, Горностаева, в том, что коль в дерьме по уши, так сидеть надо ровно, а не гнать волну.

- Вообще-то, Андрей, в использовании этой записи есть что-то порочное. К тому же Голяк был пьян,- подала голос Агеева.

- Порочное?!- вскипел Обнорский.- Ах, какие мы чистенькие, сопли интеллигентские распустили.

А то, что на нем как минимум два заказных убийства висят, это как нормально? Это вам порочным не кажется, Марина Борисовна, а?

Агеева смущенно молчала. "Ну вот, теперь я еще и ее подставила",подумала я.

- А может, снять с Голяка две тонны баксов и пусть себе катится со своей кассетой?- с обворожительной улыбкой предложила Завгородняя.

Ее слова потонули в общем хохоте. Галантно повернувшись к Светке, Гвичия говорил, что такой дэвушке, как Светлана, можно отдать все что угодно.

- Ладно,- прекращая всеобщее веселье, произнес Обнорский.- Доживем до понедельника. Посмотрим, как карта ляжет. Возможно, за эти два дня Голяк сам надумает явиться с повинной и расскажет в милиции то, о чем поведал нам. Ну а если нет - будем печатать. А пока, Глеб Егорыч, спрячь эту кассету в сейф от греха подальше.

С этими словами шеф отдал Спозараннику кассету, и собрание кончилось.

Была пятница, конец недели.

Поэтому большинство сотрудников агентства заспешили домой, обсуждая планы на ближайшие выходные.

В комнате расследователей никого уже не было. Я села за компьютер и разложила "Свободную ячейку".

Но теперь пасьянс упорно не желал поддаваться. Я начинала игру снова и снова, выбирала для расклада всевозможные комбинации цифр, но всякий раз на экране появлялась надпись: "Увы! Вы проиграли. Ни одну карту переложить нельзя". Нужно было идти домой.

Выполняя наставления Глеба, я обесточила электроприборы, закрыла форточку и, уже подойдя к двери, вспомнила, что у меня нет ключа.

Он остался в кармане плаща, который я сегодня не надела по причине первого жаркого дня. Между тем дверь следовало закрыть во что бы то ни стало, иначе утром в понедельник Глеб разорвет меня в клочки.

И тут я вспомнила, что в столе у Спозаранника должен быть запасной ключ. Действительно, он был здесь, в верхнем ящике стола, под аккуратной стопкой пластиковых папок. А поверх этой стопки лежал еще один хорошо знакомый мне ключ. Видно, Глеб очень торопился сегодня, потому что ключ от сейфа он всегда носил с собой. С минуту я колебалась, а потом с бьющимся сердцем подошла к сейфу. Злополучная кассета лежала там. Я осторожно вытащила ее и положила в сумку. Правду говорят, что на воре шапка горит. Вниз по лестнице я неслась так, словно за мной гнались по меньшей мере два маньяка-убийцы, жаждущие расчленить мое тело. На улице я немного успокоилась и тут же задала себе вопрос: "А что делать дальше?" Ответа на этот вопрос я не знала, и более того - совершенно не понимала, зачем вообще совершила столь неблаговидный поступок. Впереди два выходных дня, за этот маленький промежуток времени необходимо найти какой-то выход.

***

В субботу утром я решила пойти в церковь. Агеева называет меня "свернутой на православии", но это, к сожалению, неправда. В моей жизни действительно был период, когда ничего, кроме Евангелия и духовной литературы, я не читала. Это было трудное и радостное время узнавания Бога. Тогда я действительно не пропускала церковной службы, исповедовалась, ходила к причастию. Но это было давно, еще до агентства.

Сейчас я бываю в церкви непростительно мало, и то, что Марина Борисовна называет "свернутостью", не более чем естественная реакция православного человека, когда в его присутствии распятого Иисуса называют "гимнастом".

Служба уже началась, когда я переступила порог подворья "Оптиной Пустыни" на набережной лейтенанта Шмидта. Прежде я ходила сюда очень часто. Народу в храме было немного.

Я купила тонкие остроконечные свечи и, осторожно ступая, подошла к иконе Успения Богородицы. "Пресвятая, Пречистая, Преблагая..." - привычно говорила я, но слова молитвы не перекрывали ощущения тяжести на сердце и не оказывали на меня благодатного воздействия. С завистью смотрела я на людей, стоящих в очереди на исповедь, но заставить себя подойти к священнику не могла.

С трудом я дождалась окончания литургии и вышла на улицу. Был теплый, очень солнечный день. У пассажирского терминала стоял огромный белый корабль с английским флагом.