Лин Гамильтон - Гнев Шибальбы

— Мой младший брат, — сказал он. — Прошу прощения за его поведение. Я знаю, куда он возил вашего друга, и я отвезу вас туда за сотню долларов. Но сейчас я не могу туда поехать, потому что сегодня последний день карнавала, и я должен отвезти семью на праздник. Будьте здесь завтра в полдень, и я отвезу вас.

Я подумала, что в ту минуту, сколь ни грустно, это было лучшим, что можно было сделать, поэтому в знак договоренности мы пожали друг другу руки. Уходя, я слышала, как два брата, если они действительно были братьями, спорили. Они говорили очень быстро, и с расстояния я не могла разобрать, о чем шла речь, но мне показалось, что я услышала что-то вроде «Хуака де Чак».

День катился к закату. Я вернулась в отель, чтобы дождаться темноты и снова надеть свой карнавальный костюм и смешаться с толпой.

Шторы были плотно задвинуты, и я сидела на кровати по-турецки, боясь опустить босую ногу на пол, так как мог вернуться тот огромный таракан, прихватив с собой друзей и родню.

Пребывая в усталом и, как я теперь понимаю, мрачном состоянии, я подумала, что должна испытывать чувство родства с существами, делившими со мной эту комнату, поскольку мы испытывали одно и то же стремление спрятаться и забраться в темный угол. Меня вдруг обожгла мысль: чем, черт возьми, я тут занимаюсь и чего я вообще добилась, приехав сюда?

Около девяти часов вечера я надела одежду доньи Хосефины и снова вышла на улицу. Из толпы я наблюдала, как начиналось карнавальное шествие. Оно состояло главным образом из двух платформ. Одна изображала составленную из проволоки и парусины шестифутовую раковину моллюска, покрашенную в ядовито-розовый цвет и установленную в кузове пикапа.

Другая платформа была фургоном фермера, и ее тащил за собой другой грузовик. На платформе несколько людей в костюмах майя изображали ритуал жертвоприношения. Сильно нарушая хронологию, из громкоговорителя на крыше грузовика гремело диско.

Многие из зрителей и сами были в костюмах.

Маленькие девочки были в блестящих платьях и коронах из алюминиевой фольги, их лица были щедро расписаны мамиными румянами и помадой. Они были в восторге.

Люди в костюмах клоунов, усадив детей в корзины на багажнике, ехали на велосипедах, летали воздушные шары, шли люди в причудливых головных уборах на любой вкус. Гуляющие танцевали прямо на улицах. Я с завистью наблюдала за ними. Мне хотелось, чтобы сейчас было другое время или место, а я была бы свободной и могла веселиться вместе с ними.

Вдруг наступила тишина, затем послышался какой-то нервный смех. С боковой улочки вышел кто-то в одеянии священника, сопровождаемый людьми, одетыми в армейский камуфляж с игрушечными винтовками из фанеры. Их лица скрывали черные маски.

— «Дети Говорящего Креста», — шептали люди, и скоро из толпы послышались редкие аплодисменты. Мужчины подняли свои винтовки, салютуя, и присоединились к хвосту шествия.

Следом появилась федеральная полиция, и я поспешно отступила на одну из темных боковых улочек, чтобы не попадаться на глаза полицейским. Только я сделала это, как увидела, что полицейские догнали людей в костюмах повстанцев. Несколько человек, предположительно те, кто аплодировал «Детям», засвистели, когда полиция проходила мимо. Я не стала тесниться вперед, чтобы посмотреть, что произошло, но посочувствовала тем, у кого хватило храбрости изображать повстанцев. У федеральной полиции, похоже, не было чувства юмора.

Стараясь держаться на некоторой дистанции от полиции, я двинулась по одной из боковых улочек, расположенной в менее благополучной части города. Я не могла точно определить, где я нахожусь, но, завернув за угол, я очутилась на маленькой площади с милым деревцом и деревянной скамьей в центре.

С одной стороны площади находилось кафе с большой площадкой для барбекю. Дым от барбекю заполнял площадь, и пахло чем-то вкусным. Я поняла, что хочу есть, и направилась к кафе.

Кафе, с видом на площадь и крышей из переплетенных пальмовых листьев, называлось «Пахарос» — «Птицы», на мой взгляд, без всякой видимой на то причины. Постоянные посетители места были главным образом белые, европейцы и американцы, которых сразу узнаешь по бейсболкам и ковбойским сапогам. Американки были в жилетках с бахромой, коротких юбках и женских ковбойских сапогах. В глубине кафе стоял старомодный музыкальный автомат: из колонок доносились стоны Вейлона Дженнингса.

Я села за небольшой столик в углу и прислушалась к группе сидящих по соседству мужчин, которые обсуждали свои приключения в Наме. Похоже, я нашла место, где по вечерам любили собираться бывшие патриоты, проживающие в этой местности. По крайней мере, моя белая кожа здесь не привлекала ничьего внимания.