— Да, а чаю?
— Нет, спасибо.
— Ну, посидите со мной. Вы же видите, в каком я состоянии!
Люба же думала как раз о его состоянии. Еще и про Снежану заговорить, подлить масла в огонь? Только что его дядя высказался весьма конкретно.
— Хорошо. Я с вами немного посижу, — кивнула она.
На кухне он неумело возился с продуктами, кромсал ножом батон белого хлеба.
— Давайте я, — поднялась Люба.
— Черт! Нервы. Это все нервы.
— Как ваши дела?
— Никак. Сижу дома большей частью, думаю, что делать. Кстати, меня опять к следователю вызывали. Арестовали Ларисиного брата. Какая чушь! Мы с ним виделись-то мельком пару раз. Это не он. Точно.
— Виделись мельком, вы совсем его не знаете. Почему такие выводы?
— Я знаю Ларису. Вам покрепче?
— Да, если можно.
— Вы скажите этому своему…
— Олег Валерьевич, давайте договоримся, что я на ход расследования никак не влияю.
— Да? Ладно. Не влияете. Что, о другом поговорим? Зачем вы пришли?
— Сами же в гости звали.
— Да. Звал. Тоска, знаете ли. Знакомые звонят… Даже язык не поворачивается назвать их друзьями. Да, знакомые. «Ну, как у тебя дела? Ничего не изменилось? Тебе плохо, да? А как плохо?» У меня такое ощущение, что собралась целая стая вампиров, которые, вытягивая из меня подробности о том, как мне плохо, упиваются тем, как им хорошо. На чужое несчастье люди слетаются, словно воронье. И давай клевать падаль. Клевать, клевать…
— Может быть, мне уйти? Вы не в настроении.
— Сидите. Вы же сами пришли. Я не напрашивался. Вас что, этот ваш прислал? Самохвалов? Ах, да! Договорились, помню.
Пауза. Люба пила чай, внимательно к нему приглядывалась.
— По жене соскучился. Странно, да?
— Нет, не странно.
— Может быть, мне туда съездить? Не могу больше. С августа ни слуху, ни духу.
— Почему раньше не съездили?
— Обиделся. Теща к телефону все время подходит, а не Снежка. А где моя жена, где? Видеть ее не хочу!
— Ну а простить вы могли бы ее?
— Простить? За что? За измену? Что, с любовником убежала? Вы что-то знаете? Говорите! Кто он? Убью!
— Я ничего не знаю, — спокойно сказала Люба. -Просто спросила.
— Ах, просто! Да, простить могу. Брата же простил? Я на ней не на девушке женился, другой попользовался. Женился же. Потому что она хорошая. Я знаю. Что бы с ней не сделали, она все равно останется… Чистой, да.
— Я думаю, что у вас все будет в порядке, -осторожно сказала Люба.
— Надо ехать, да?
— Это вам решать.
— Черт, теща там! Видеть ее не хочу! Небось, так и зудит сейчас: «Я тебе, Снежаночка, говорила: не выходи замуж за этого Варягина. Я тебе говорила…» Тьфу!
— Знаете, Олег Валерьевич, я, пожалуй, и в самом деле пойду.
— С неудачниками скучно, да?
— Просто меня ждут.
— Этот ваш… Помню, да. Вы на ход расследования не влияете. Что ж. Тоже бросите меня? Кстати, не хотите прикупить мою квартиру? Вам продам.
— Вы же сказали, что сами хотите здесь жить.
— Ха-ха! Сказал! Ха-ха! Прижмет, и съедешь, куда деваться? Люди думают, что четыре стены, доставшиеся им в пользование — это вечное. Ха-ха! Есть только четыре вечных стены, из дерева, да и те рано или поздно превращаются в труху.
— У вас опять депрессия начинается?
— С чего вы взяли? Я в деревню поеду. В Мишкин дом.
— А вы что, наследник?
— Будете смеяться, но этот чудик оставил завещание. У него, оказывается, нет прямых наследников. Шучу. Племянница есть, но я с ней судиться не буду. Еще чего! Мне чужого не надо.
— Скажите, ваш дядя не болен?
— Болен? Дядя, болен? Ха-ха! Здоров, как бык! Вы не смотрите, что он такой худой! Он жилистый, уж я-то знаю. И меня еще переживет.
— Проводите меня, Олег Валерьевич.
— Ладно. Посижу еще вечерок в одиночестве. Есть деньги — есть друзья, нет денег… Старая истина.
Люба вышла из его квартиры, испытывая явное облегчение. Словно воздуха свежего глотнула. У Олега Варягина в доме такая обстановка… Давит и давит.
— Ну что? — вяло поинтересовался Стас, когда Люба вернулась. — Поговорила?
— Ага.
— И как?
— Не знаю. Время покажет. Кстати, познакомилась с его дядей. С Владимиром Ивановичем Варягиным.
— Ну-ну, — сразу же оживился Стас. — И как?
— Олег Валерьевич говорит, что дядя абсолютно здоров.
— Знаешь, есть такие болезни…
— Знаю. Алкоголизм, например.
— Ах, ты про это, — он ткнул пальцем в пустую бутылку из-под пива. — От этого не умирают, только толстеют. А я, — задрал футболку, показывая выпирающие ребра, — я какой был, такой и остался. Значит, я уникум. Особенный человек.
Читать дальше