Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем

— Я попробую. Мне уже ехать? Куда?

— Пожалуй, я за тобой заеду. Не надо тебе одной из дома выходить.

— Что нового о Градове?

— Пока ничего. Жди. Еду.

Она с грустью посмотрела на джинсы, которые только-только сняла, собираясь принять ванну и немного полежать. После беготни по магазинам ноги гудели. Что тут поделаешь? Разве она научилась говорить «нет»?

Стас приехал уже через полчаса, с порога бросил:

— Ты готова? Молодец! Они недалеко живут, господа Сосновские.

— Все-таки, что случилось? — спросила Люба в машине. — И почему ты снова на машине? Разве у вас больше нет дачи?

— Дача, милая, это такая штука, от которой так просто не избавишься, — наставительно сказал Стас. — Но ведь я не ночую дома. Следовательно, не ставлю машину под окнами. У отца просто-напросто нет возможности ею завладеть. А звонить мне бестолку. Я всегда найду с десяток отговорок.

— Я это учту.

Он хмыкнул. Потом сказал:

— Не заостряй внимание на моих недостатках, Любовь Александровна. Вспомни достоинства.

— Например?

— Например, я умный, — похвастался он. -Предприимчивый. Настойчивый.

— Нахальный, — поправила Люба.

— Главное, чтобы был результат.

— Переехать в квартиру к любовнице…

— Ты уймешься, наконец? А то я завтра съеду. Молчишь? Вот и хорошо! Главное достоинство женщины — это когда она умеет вовремя замолчать. Хочешь, расскажу все, что мне удалось узнать о Сосновской? — Она молча кивнула, поддерживая миф о своем главном достоинстве, и Стас начал взахлеб рассказывать: -Варвара Антоновна, оказывается, из хорошей семьи. Потомственные интеллигенты, солидный круг знакомств, традиции, связи. С Василием Георгиевичем Сосновским ее, что называется, сговорили. Свели. Брак, выгодный обеим сторонам. Она хорошо воспитана, он тоже не чужд классической музыке. И, между прочим, как раз тогда собирался защищать кандидатскую. А папа невесты как раз в президиумах заседал.

— В каких еще президиумах?

— В тех самых. На собраниях, где защищают диссертации.

— На собраниях. Ха-ха! Может, ты и умный, но необразованный.

Стас обиженно засопел:

— Ты будешь слушать, или замечания делать?

— Буду слушать. Продолжай.

— Короче, высокие стороны посовещались и решили, что разница в возрасте в тринадцать лет ничего не значит, и юная Варенька осчастливила Василия, к тому времени уже Георгиевича, согласием на брак. И родилось у них двое детей. Сыну сейчас лет двадцать, дочери шестнадцать. И все было хорошо, просто отлично. В доме достаток, дети ни в чем отказа не знают, деды оказывают и моральную, и материальную поддержку. Варвара Антоновна, общими усилиями окончившая тот же Медицинский институт, на хорошей работе в хорошем учреждении, Василий Георгиевич оперирует, оперирует, оперирует… И удачно оперирует, потому что среди его пациентов появляются люди высокопоставленные и очень богатые. Но за последние полгода везение от Сосновских отвернулось. Идиллия развалилась. Василий Георгиевич скончался от инфаркта, а дочь теперь в клинике для наркоманов. Проходит курс реабилитации. Сын с Варварой Антоновной почти не разговаривает, она подозревает, что у него серьезные проблемы. Но какие?

— Бедная женщина, — вздохнула Люба.

— Вот, и разговори ее.

— По-моему, ты узнал достаточно.

— Я не знаю, кто убил твоего мужа, — сердито сказал Стас. — И Михаила Стрельцова. Знаю только, что это звенья одной цепи.

— Но Сосновская этого знать не может, — тихо сказала Люба.

— Ты так думаешь?

— Стас, не темни.

— А я и не темню. Я сам не понимаю, каким боком здесь замешан покойный Василий Георгиевич.

— Он отец Михаила.

— Ну и что?

Люба вздохнула.

— Приехали! — весело сказал Стас. — Вот эта улица, вот этот дом! Вылезай, боевая подруга!

Люба не слишком обрадовалась только что пожалованному ей званию. Но, делать нечего. Пора заступать на боевое дежурство. Синеглазый нахал не отстанет.

— Прошу, — галантно сказал Стас, открывая перед ней дверь подъезда.

— Вы очень любезны, капитан.

Варвара Антоновна была дома одна. Выглядела она неважно. Длинное траурное платье с глухим воротом, заколотым старинной брошью из слоновой кости, ее старило. Волосы гладко зачесаны, на лице ни следа косметики. В квартире пахло нафталином и валериановыми каплями. Люба щурилась, пытаясь разглядеть окружающие ее предметы при скудном освещении…

— Вы? Снова? — увидев на пороге капитана Самохвалова, вдова повернулась к нему спиной и прошла вперед, в большую комнату, сжимая пальцами ворот платья, словно скалывавшей его броши было мало.