Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

Тогда я не мог этого сказать, но теперь благодаря тому двухлетнему периоду молчания, наконец могу просто подойти к человеку и сообщить ему, как мне с ним хорошо или какой он засранец и редкостный мудак. Я могу теперь все это говорить: ко времени и чтобы не обидно, но с пользой. Знаю, когда сказать, а когда смолчать. Спасибо за это Сафрону Ивановичу, нашему Леопольду с добрыми смеющимися глазами.

Как мне казалось, девочки Миллер, Надя и Юля, проходили сейчас этот самый период безмолвия. Время, смеяться над которым не просто глупо, но даже… как бы без лишнего пафоса… – преступно.

Я не спорил с Викторией, в конце концов, не мне ее учить. Тетка не слишком жаловала Аду Львовну, возможно, у нее даже были на то какие-то причины. Меня Виктория в хитросплетения своих очередных высоких отношений не посвящала. И только рассматривая однажды подпись на автореферате ее диссертации, я обнаружил, что Ада Львовна была в свое время не просто Викиным преподавателем на факультете, а непосредственно научным руководителем. Сказать, что я удивился, – это ничего не сказать.

Непосредственно о Миллер Вика высказалась лишь однажды. После очередного посещения Нади и Юли, когда имя Миллер произносилось у нас дома так часто, что последняя должна была бы икать до полной потери самообладания, Вика сказала с печальным вздохом Гамлета, только что откопавшего череп бедного Йорика:

– Миллер – не иначе Элизабет Батори наших дней. Чтобы выглядеть прекрасно, ей необходимо принимать ванну из крови юных девственниц.

– Тогда я вне зоны риска, – ответил я в той же предельно метафорической манере. – Ни одного «мальчика Миллер» история пока не знала. Видимо, мужская кровь ко времени студенчества уже недостаточно девственна для омолаживающих процедур.

Виктория ничего не ответила, даже не улыбнулась, хотя шутка, согласитесь, прекрасная. Что говорить, личность Ады Львовны Миллер интриговала меня. До сегодняшнего дня случай еще ни разу не сводил меня с этой женщиной. И вот наконец это произошло.

Ада Львовна остановилась. Размахивая тонкими руками, ей навстречу бежала Надежда, которая напоминала сейчас преданного пса, заметающего пыль трепетным хвостом. Однако Миллер было не до нее, она явно спешила и не намеревалась задерживаться. Миллер профессионально улыбнулась, что-то ответила, одобрительно потрепала девушку по плечу и начала плавно отступать, как бы скользя по границе поля обзора нежданной собеседницы – так вот что значит «ускользать»! Еще секунда, женщина повернется спиной, и тогда Надежде придется забегать с другой стороны или смириться и лишь глядеть вослед своей убегающей любви. Но ускользнуть Аде Львовне помешали самым неожиданным и грубым образом. С силой толкнув массивную дубовую дверь и вместе с нею нескольких студентов, пытавшихся войти внутрь, из здания университета вылетела моя тетка и, сама того не ведая, перерезала Миллер путь к отступлению.

Следом за Викой на крыльцо выбежала Лилечка, она была в одном костюме и летних туфлях, видимо, гналась за теткой от самой кафедры. Оказавшись на обледеневшем крыльце, Лилечка потеряла управление и покатилась по направлению к Вике, Миллер и Надежде, безуспешно тормозя каблуками и держа в вытянутой руке какую-то бумаженцию на манер боевого знамени. Наконец они встретились. Произошла какая-то неразличимая с моего места возня, в результате которой Лилечка оказалась лежащей, словно средневековое бревно-таран, на руках Миллер, Надежды и моей тетки, которые поймали ее, кому за что удалось. Ловко вывернувшись и снова приняв вертикальное положение с удивительным проворством, Лилечка мгновенно развернулась и всучила Виктории бумаги, ради которых, видимо, и был проделан этот рисковый лаборантский подвиг. Виктория с обреченным видом приложила бумаженцию к костлявой спине Лилечки, поставила свою подпись, после чего лаборантка, отчаянно цепляясь каблуками за наледь, при поддержке заходящих в здание студентов укатилась обратно.

Миллер, Виктория и Надежда, остались на крыльце втроем. Я был уверен, что тетка не задержится, но они все говорили и говорили, и вдруг все трое направились в мою сторону. Я ждал затаив дыхание. Наконец они приблизились, и я впервые услышал голос загадочной Примадонны.

– Странный это Человек-Амфибия. Или кто там сейчас? Шрек? Вот они странные. – Ада Львовна произносила Шрек как Фрек. Богиня утрировала шипящие, попросту говоря шепелявила! Я едва сдержал улыбку. Этого я точно не ожидал.