На шее у Надежды висел фотоаппарат, видимо, она шла с редакционного задания. Сегодня девушка выглядела вполне по-человечески и даже могла бы показаться симпатичной, если бы не полное отсутствие мимики на лице. «А ведь она часто околачивается вокруг универа», – припомнил я.
– И что ты НЕ говоришь? – Я попытался перейти на ее язык.
– Не я, – ответило это непонятное существо. – Это иллюзия, что мы понимаем друг друга. Мы говорим одни и те же слова. Но понимаем их по-разному. Нужен словарь, который переводит с языка одного человека на язык другого человека. Например, с языка моего на твой язык. Ты хочешь знать, почему ты тут сидишь? Надо перевести с языка Виктории на язык Сандалетина. Нужен словарь.
Что за чертовщина?! Откуда она может знать, что я сижу тут из-за Сандалетина? Хотя она и пользовалась иносказаниями, но направление мысли я уловил.
– Ты хочешь сказать, что у меня проблемы и у Вики проблемы, потому что Виктория и Сандалетин не поняли друг друга?
– В жизни все взаимосвязано, сегодня обидел человека, а потом обидели тебя. Даже если ты не знаешь, что ты обидел, потом придет расплата.
– За что расплата? Что случилось? – Не секрет, что «девочки Миллер» знали все, что происходит на факультете, выступая в роли домовых этого места. Они относились к той категории студентов, которые, даже получив диплом, еще долго не могут порвать связь с альма-матер, названивая бывшим преподавателям и добавляя на каждый праздник лишнюю коробку конфет к подаренным новыми учениками. Поэтому я возлагал определенные надежды на ответы девицы.
Надежда вспорхнула и вдруг закружилась вокруг меня – тонкая, с длинными изящными руками. Будто волшебная фея со странным лицом, говорящая загадками. Вдруг она снова оказалась рядом и зашептала, приблизив ко мне бледную щеку и обдавая теплым паром, который тут же застывал белой крупой на моей щеке, бровях и ресницах:
– Начнем словарик с буквы «П». Листаем, листаем и… вот он – «подарок». Что такое подарок? Это закономерный результат жизненной стратегии. Мы чем-то заслуживаем наши подарки.
Оставалось только держаться за эту проблескивающую тонкой ниточкой мысль. Я решил идти методом, принятым в толковых словарях: попытаться описать предмет или явление со всех сторон, то есть растолковать его. Осторожно отодвинувшись, я спросил:
– Надежда, а кто кому подарил подарок?
– Он. Подарки всегда дарит он. Она делает одолжения.
Так, отлично с этим разобрались, надо было выяснить, что за подарок сделал Сандалетин Вике.
– Не это важно, – поправила меня Надежда. – Надо открыть словарь Вики и посмотреть, что значит ее «подарок».
– Хорошо, открываем, смотрим, – медленно проговорил я и даже изобразил, что открываю воображаемую книгу.
Надежда склонила голову и усмехнулась. В этот момент мне показалось, будто она издевается и разыгрывает меня.
– Вике скучно, если она заслужила подарок. Ей нужен мистический, неожиданный подарок ни за что. Ее подарок – это чудо, – сказала Надежда.
Я вконец запутался. Кто что заслуживает? Кто чего не заслуживает? Надежда говорила быстро, захлебываясь, как будто разгоряченное воображение волнами сбрасывало на нее потоки самых разных образов: и зрительных, и слуховых и, наверное, каких-то еще, даже неведомых людям, называющим себя нормальными. Эти образы она едва успевала претворять в слова и потому заходилась, словно от восторга, задыхалась своими видениями.
Мне всегда очень нравилась Женевьева или, как иногда она звала себя, Изабелла, из романа Эриха Марии Ремарка, который не женщина, и потому фамилию его можно смело склонять. Женевьева-Изабелла – девушка, больная шизофренией, с которой главный герой вел такие же полубезумные беседы, как я сейчас с Надей. Единственная настоящая любовь главного героя «Черного обелиска». «Она стоит передо мной, как дух воздуха, обретший тело, но готовый тут же улететь». Прекрасная история, и Надежда, как я сегодня смог впервые разглядеть, тоже по-своему прекрасна, со своей бледностью, тусклым взглядом, безжизненной копной неприбранных волос, тонкими гибкими руками. Мне вдруг стало пронзительно жаль ее – с детства ли она такая или стала такой по каким-то причинам? Смог бы я сам полюбить такую, как Надежда? Последняя мысль показалась мне настолько ужасной, что я очнулся от своего странного мечтания, в которое провалился благодаря смутным речам девушки. Все-таки литература литературой, а жизнь есть жизнь, и таких сумасшедших всегда достаточно вокруг крупных университетов. Наука и безумие всегда рядом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу