Наталья Андреева - Комната с видом на огни

— Наш белый пудель тетеньку с маман повез на ближайший рынок за партией огурцов и помидоров. Заявляю сразу: я банки закручивать не буду! У меня еще с прошлого года осталась мозоль от машинки для закатывания, ручку которой я крутил, пока вы с высочеством на курорте прохлаждались! Пусть в этом году трудится наш юный поэт, я и так с месяц кисть в руке нормально держать не мог!

— Огурчики ты трескаешь зимой за милую душу.

— Во всем должна быть справедливость. Я тоже хочу немного пожить за его счет.

— Ладно, я покручу, — миролюбиво сказал вдруг Сашка.

Анна лениво зевнула и побрела в сад. Когда-то они еще приедут с рынка! Раз уж предстоит тяжелый день, то с утра надо как следует отдохнуть.

В такой торжественный день тетенька делала закупки по полной программе. Анна давно привыкла, что это ее день, и, отдавая дань традициям, надо прожить его согласно раз и навсегда установленным правилам. Долгое время она не могла понять, зачем надо закатывать такое количество банок? Ведь есть деньги, чтобы купить все это в магазине или на рынке. Но не признать, что у тетеньки все получается гораздо вкуснее, Анна тоже не могла. У той был особый дар — почувствовать вдруг, сколько надо именно в эту банку положить соли, а сколько сахара и тут же сделать мгновенный выбор между аспирином, уксусной либо лимонной кислотой. Тетушкины соленья ни с чем не сравнимы, поэтому в Большой Солильный День ей никто не противоречил.

Вот и сегодня огромная кухня на первом этаже напоминала плодоовощную базу. Тазы с помидорами, болгарским перцем, морковью, репчатым луком и зеленью, связки чеснока, сумки с баклажанами, рядами кабачки и патиссоны. И повсюду банки, банки, банки…

Тетенька с мамой Анны все это мыли в огромных тазах. Чистые овощи складывались отдельно. На плите кипела в эмалированных ведрах вода, на отдельном маленьком столике громоздились горкой блестящие крышки. Анна помнила только, что помидоры заливают два раза, а перец, перед тем как залить маринадом, надо бланшировать в кипящей воде. Но она боялась чего-нибудь напутать и потому была в этот день у обеих женщин на подхвате.

— Давайте, я тоже что-нибудь сделаю. Мама?

— Режь перец на четыре части, только сначала от семечек очисти. Так, Галина Степановна?

— Да что уж там! Мы бы и сами.

— Боитесь, испорчу? — засмеялась Анна. — Но как можно неправильно порезать перец?

— Это дело тонкое, — вздыхала тетенька. — Как говорится, из той же мучки, да не те ручки. Каждому свое. Я всю жизнь этим занимаюсь, поэтому никогда не промахиваюсь.

Почему-то от этих слов Анна невольно вздрогнула. Но мгновенно пришла в себя. Что за чушь! Ведь это же тетенька!

День выдался суматошный. Голодные мужчины, предоставленные сами себе, сидели без горячего и то и дело таскали из холодильника куски. На кухню их допускали только закручивать банки. Больше всех страдал вечно голодный Стас, пока не догадался разжечь в саду костер под мангалом и пожарить на углях сосиски. На запах к нему подтянулись Сашка и Дэн.

— Кыш отсюда, тунеядцы! — возмутился Шацкий. — Это мои сосиски!

— Ты все равно столько не съешь, Стасик, — ласково замурлыкал Дэн.

— Какой я тебе Стасик, конфетка ты моя! Ладно, на сосиску.

— Мало.

— Мало у тебя совести. Ребенка я, пожалуй, накормлю, а ты сам о себе должен позаботиться.

— Не забывай, Шацкий, что ты сегодня меньше всех остальных участвуешь в процессе. Иначе говоря, вообще ничего не делаешь.

— Ты мне еще счет выстави, Достоевский!

— Я прозу не пишу, — огрызнулся Дэн.

— Вот потому я смело могу вас сравнить. Ты вне конкуренции. Но-но! На сосиску, только отойди от меня подальше! Однако как нынешние поэты поднаторели отстаивать свое творчество! Взяли на вооружение поговорку «Добро должно быть с кулаками». Что ж, поэзия скоро будет иметь разряд по боксу, черный пояс по карате и удостоверение мастера спорта по вольной борьбе. О времена! О нравы!

Анна, как и все остальные, чувствовала себя усталой, но довольной. Традиция есть традиция. На плите в трех тазах стерилизовались последние банки. Неожиданно для себя она спросила:

— Тетенька, а вы Панкова раньше знали?

Экономка тут же отвернулась к плите.

— Аня, когда раньше-то?

— Ну до меня. Или до Ленского. То есть до того, как стали жить в этом доме.

— Откуда же?

— Не знаю, мне так показалось. Вы на него как-то странно смотрели. Вот он вас не узнал, это точно.

— И слава богу! — вырвалось у нее.

— Почему? — удивилась Анна. — Это что-то неприятное? Да?