Наталья Андреева - Комната с видом на огни

— Погоди, Гена, ты это серьезно? — Ехин ошарашенно потряс головой.

— Вполне. А вот у Шацкого на вечер убийства Панкова железное алиби. Я нашел Глена. Кроме него еще один парень из той же тусовки подтверждает, что Шацкий был с ними. Если только они не сговорились.

— Оставим пока Шацкого. Но тетенька! Как тесен мир! Нет, интересный все-таки город — Москва! Прямо-таки сюжет для романа, а? — Ехин рассмеялся.

— Эта тетенька, между прочим, когда-то с мужиками на охоту ходила, — напомнил Амелин. — Значит, стрелять умеет.

— А при чем тогда Юсупов? — спросил Ехин.

— А черт его знает! Надо пофантазировать.

— Кто у нас в отделе главный фантазер? Женя? Как?

— Что ж… Хотя я не вижу, какая может быть связь между тетенькой и Юсуповым, — пожал плечами Женя Антонов.

— Так на первый взгляд между ней и Панковым тоже не было никакой связи, а теперь оказывается, что они давние враги. Поистине, мир тесен, — повторил Ехин.

— Максимыч, чем черт не шутит? — оживился Амелин. — Вдруг Австрийская не имеет отношения к этим двум убийствам?

— Я все думаю, как быть с Юсуповой, — задумчиво сказал Ехин. — Охрану к ней мы приставить не можем. Да ну, это полная чепуха! При чем здесь Юсупова? Я не могу поверить, что Австрийская так кровожадна, да еще на редкость мстительна. К тому же я ее предупредил. Не полезет же она добровольно в петлю? Больше всего мне хотелось бы поверить в то, что все уже закончилось.

Анна вернулась с работы пораньше и теперь пила на кухне кофе, слушая, как мама с тетенькой обсуждают рецепт засолки капусты.

— Нет, Галя, ты как хочешь, а я слышала, что непременно надо туда хрена. Прошлый год мы квасили с антоновскими яблоками, и получилось хорошо. А если бы туда еще и хренку…

— Сделаем и с яблоками, и с хреном.

— Только не рановато ли квасить? Еще не сезон.

— Не сезон, — согласно кивнула тетенька. — Капуста еще в полях стоит, пока морозцем не хватит, урожай собирать рано. И на закваску она не годится. К тому же я завтра хотела в город съездить, дела у меня.

— Что-то зачастила ты последнее время в город, Галя, — покачала головой мать Анны.

— Да все по больницам, все по больницам.

— У вас серьезное что-то нашли, Галина Степановна? — вмешалась Анна. — Быть может, подыскать хорошего врача?

— Нет, Анечка, ничего серьезного. Годы свое берут, только и всего.

— Бабушка, где мои новые черные джинсы? — заглянул в кухню Сашка.

— Иду, Сашенька, иду. Я их убрала вчера в дальний шкаф, ты не найдешь…

Мать ушла. Анна пристально посмотрела на тетеньку:

— А если серьезно, Галина Степановна? Раньше вы крайне неохотно ездили в Москву, все травками какими-то лечились. Я вас последнее время не узнаю. Не думайте, что я вас в чем-то подозреваю, просто мне не по себе. Куда вы завтра едете?

— Дело-то прошлое. Не хотела я никому говорить, да жизнь сейчас так повернулась, что уж и не знаю. Десять лет назад сгинул мой сыночек Коленька, а жена его бывшая, на которую он все переписал, взяла да и продала всю мою собственность. Спасибо, Владимир Михайлович, царство ему небесное, приют дал. А когда дело-то вертелось, видела я случайно того мужика, ради которого моя сноха на такую глупость решилась. Парень видный, красивый. А мы, бабы, дуры, за одно только ласковое слово готовы на край света идти. Так и я Коленьке покойному все передарила, а оно вон как вышло… Внучку уж больно было жалко, мать запретила и близко ко мне подходить, а я, чай, бабка. Так оно и шло, а недавно приезжает твой Панков, я как глянула, да и обмерла — он. И жалко мне тебя стало, Аня, и сноху мою непутевую жалко, никого ведь больше у меня нет, разве вы виноваты, что мужик так к себе присушил? Сама молодая была, знаю, как оно бывает. Ну, думаю, раз он к прежней-то жене вернулся, значит, с моей снохой у него все закончилось. Ну и поехала в родное село, а там услышала, что сноха моя работу в банке потеряла, кое-как устроилась продавщицей на лоток, замуж больше не вышла, а из всего имущества осталась у нее только квартирка в Москве.

— И что вы сделали?

— Поехала туда, вот что. Долго кругами ходила, все внучку свою высматривала, боялась, что не узнаю. Девочке уже тринадцать лет, невеста совсем. А потом не выдержала да и объявилась снохе. Плакала она, и в ногах валялась: прости, Галина Степановна, затмение нашло, в места родные до сих пор, мол, боюсь объявиться, стыдно. И так она ругала этого Панкова! Посмотрела я на нее да на внучку, и тоска меня взяла: девчонку одеть-обуть надо, кормить надо. А дома бедно, сразу видать, что не шикуют люди. Вот и стала я туда наведываться, Аня. Своя кровь, что ж теперь поделаешь.