Наталья Андреева - Гробница Наполеона

— Не понимаю, при чем здесь Сид? Неужели кто-то может его шантажировать? Все и так знают, что Сид — стриптизер! И чем больше скандала будет вокруг его персоны, тем лучше! А ему кого шантажировать? И зачем? Прасковья Федоровна, вы ему что, денег не даете?

При этих слова Сид чуть не поперхнулся. Потом беспомощно посмотрел на жену:

— Мать, ты-то веришь, что я ни при чем?

— Ах, я уже сказала, что отношусь к этому как очередной Даниной шутке! Я…

В это время на лестнице раздались тяжелые шаги. Все невольно замерли. Сюрпризы Грушина производили эффект разорвавшейся бомбы. Что на этот раз? Ряженые?

Вошедший в каминный зал вслед за Грушиным мужчина был лет сорока, невысокого роста, грузный. Переваливался, как утка, и костюм висел на нем мешком.

— Добрый вечер, граждане, — пытаясь справиться с одышкой, сказал мужчина и, достав из кармана пиджака носовой платок, вытер вспотевший лоб. — Однако лестницы у вас крутые, Даниил Эдуардович!

Артем нервно начал постукивать пальцами по столешнице. Инга вновь потянулась к бокалу с шампанским.

— Позвольте представиться: следователь городской прокуратуры майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич, — торжественно представился вошедший.

— Удостоверение, — попросил Артем.

— Пожалуйста.

И мужчина полез в карман пиджака. Его документы взял Артем и изучал их долго и тщательно, чуть ли не обнюхивая. Потом сказал:

— Да, похоже на правду. Лучше было бы позвонить по месту работы и уточнить, но… Ночь на дворе! Не понимаю только: почему не из районной прокуратуры? Почему из Москвы? Ведь дело возбуждает Грушин? Или как?

— С этим, граждане, еще не ясно, — вздохнул Колыванов и повернулся к хозяину: — Присесть можно?

— И присесть и закусить, — кивнул тот. — Может, выпить, Андрей Алексеевич?

— Ни-ни! — замахал руками следователь. — На службе! А покушаю с удовольствием!

— Кто еще хочет взглянуть на документы майора? — обратился к присутствующим Артем.

— Мы вам верим, — кокетливо сказала писательница. — Уж вы, во всяком случае, разбираетесь в этом лучше нас!

Остальные ее поддержали. Артем вернул удостоверение Колыванову, тот запихал документ в карман пиджака и, сладко причмокнув, пододвинул к себе жульен. Покосившийся на него Сид принялся делать себе бутерброд с черной икрой. Не пропадать же добру!

— Туз крестей — казенный дом, — негромко сказал Грушин.

— Что? — вздрогнула Инга.

— Я говорю, что кому-то из вас выпадает казенный дом. Тюрьма, не иначе.

— Итак, Андрей Алексеевич, что сказал вам Грушин? — настойчиво спросил Артем.

— Что кое-кто хочет сделать признание. Тет-а-тет, так сказать. Добровольно, что зачтется при вынесении приговора.

Кира посмотрела на Колыванова с ненавистью. А Сид хмыкнул.

— Пока я отсутствовал, никто не надумал? — обратился Грушин к сидящим за столом.

И тут случилось неожиданное. Валентин Борисюк промокнул салфеткой рот, и, поднявшись со стула, громко и отчетливо сказал:

— Я.

Похоже, и для самого Грушина это стало неожиданностью. Артем же уставился на своего зама по рекламе тяжелым, пронизывающим взглядом. А Сид перестал жевать.

— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный молодой человек!

— А почему вы думаете, что я шантажист? — с вызовом спросил Валентин.

— Ну, так признание же, — растерянно сказала писательница.

— Публично хотите покаяться или как? — нашелся наконец Грушин.

— Я хотел бы побеседовать с Андреем Алексеевичем наедине, — вздохнул Валентин. — Проконсультироваться, так сказать.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я затем и приехал, — и следователь со вздохом сожаления отодвинул тарелку.

— Итак, один решился, — подвел итог Грушин. — Я рад, Валентин. Теперь тебе станет легче дышать.

Борисюк побагровел и отошел к окну. Присутствующие смотрели на него с откровенным любопытством.

— Ну-с, Даниил Эдуардович, и куда нам, так сказать, пройти? — поднялся следователь Колыванов.

— В мой кабинет. Там вам будет комфортно.

— Прошу вас, — кивнул следователь Борисюку. — Пройдемте.

— А вы… Ничего не будете записывать? — с опаской спросил тот.

— Это не допрос. Доверительная беседа в приватной обстановке. То есть наоборот. Приватная в доверительной. А в понедельник вы наведаетесь ко мне, в прокуратуру, и мы все зафиксируем. Оформим, как полагается, подпишем протокольчик…

Борисюк побледнел. Пошел было к двери, но у стола задержался, жалобно спросил: