Стивен Коултер - Посольство

Сью-Энн было двадцать четыре года. Она работала в Нью-Йорке фотомоделью, пока ей это окончательно не наскучило, и её всегда изображали шикарной и отважной, независимой и уверенной в себе, красивой и забавной. Может, она такая и есть? По крайней мере, тихая размеренная семейная жизнь, муж, дети, домашнее хозяйство - все это никогда не при-влекало её. Слушая, как Барбра Стрейзанд поет "Когда в Ри-ме", она смеялась от удовольствия, узнавая в этой песенке какую-то смешную и милую частицу себя.

Но в самой глубине души она чувствовала себя очень одинокой и сознавала, что лекарство от этого вряд ли сыщется в той среде, где она рекламировала зубную пасту: молодые люди её не прельщали, а джентльмены постарше, которым Сью-Энн готова была отдать если не себя, то предпочтение, - были женаты или хотели всего лишь переспать с ней. А такие разочарования имеют свойство очень быстро приедаться.

У неё было природное чувство стиля, она умела носить простую, спортивного стиля одежду так же изящно, как замысловатые вечерние туалеты. В самую страшную жару от неё точно веяло приятной прохладой, даже зимой она казалась загорелой, а мужчины, с которыми ей нравилось проводить время, считали, что ломаться - не в её правилах. Когда же она давала им понять, что постелью не обязательно все должно начинаться и тем более кончаться, они всерьез и с нежностью говорили, что она - замечательный партнер (в чем она, кстати, сомневалась), и стоит ли поэтому менять их чудесную дружбу на занудное и тоскливое существование бок о бок : это убьет всю прелесть. Впрочем, она вовсе и не рвалась замуж ни за кого из них.

Она великолепно знала французский, который был для неё родным и, как небо от земли, отличался от французского других кандидатов на должность. В сочетании с умом и образованностью это помогло ей проработать год в ООН и получить назначение в американское посольство в Париже.

Там она держалась особняком, немного сторонясь других посольских мисс, потому что терпеть не могла сплетен. Впрочем, она сумела сохранять со своими коллегами добрые отношения. О, если бы она родилась мужчиной! Вот тогда бы она показала всем, чего стоит. Она мечтала о настоящем деле - о деле, которое поглотило бы её целиком, без остатка, которому можно было бы отдать всю себя, - и знала, что такого дела не найдет. В двухкомнатной квартирке на улице дю Бак, где скрипел рассыхающийся паркет и стояла ветхая мебель, которую хозяин именовал "бесценным антиквариатом", она иногда устраивала обеды для друзей и изредка принимала мужчин. Вечеринки, однако, не слишком её привлекали: ей хотелось постичь самое себя, заглянуть в свою душу, а работа, как она вдруг поняла, не давала ей это сделать, уводя и отвлекая от самокопания.

С советником она работала уже полтора года и знала, как он умен и настойчив. А его отношение к мисс Лассаль было довольно сложным. Она была его секретаршей, и уже одно это ставило её в особое, привилегированное положение, отделяя от всех остальных сотрудников посольства. Он, разумеется, ни-когда прямо не говорил ей, что есть "мы" - он и она - и "они" "- весь прочий дипломатический и технический персонал, но, работая рядом с ним столько времени, она по мелочам - обмолвкам, отношению к служебным бумагам, манере говорить по телефону - уяснила это для себя очень четко.

Все шло прекрасно до тех пор, пока он не заставил её от-крыто выступить в этом противостоянии. Он и раньше время от времени устраивал ей незаметные "проверки на лояльность", узнавая, разделяет ли она его точку зрения, и даже заставляя её действовать в интересах "нас". И, разумеется, не мог не чувствовать её внутреннего сопротивления.

И вместе с тем он бывал с нею резок и даже груб и совер-шенно явно не видел в ней личность, а если и видел - то не думал с нею считаться. Спустя всего три недели после её при-езда он допустил ужасающую бестактность. Они встретились на кокктейле в австралийском посольстве, он был очень любезен, мил и внимателен, пригласил её пообедать вместе в рес-торане, а по дороге домой из Шестнадцатого аррондисмана привез её к себе, на бульвар Бозежур, и Сью-Энн была по-ражена роскошью, в которой он жил.

Потом он присел с нею рядом и, проявив незаурядное про-ворство и редкую настойчивость, дал, что называется, волю рукам, а получив отпор поначалу шутливый - попросил её "не строить из себя недотрогу". Голос его звучал, как всегда, мягко и чуть приглушенно, на губах играла улыбка, и только лицо потемнело от прилива крови, когда он повторял: "Ну-ну, разреши мне... ну, не ломайся... ну, дай мне потрогать..." Потом он рассердился: "Ты ведь не девочка, кажется?!" Их схватка на диване становилась все яростней - он наваливался на неё всем телом, прижимая к подушкам - но Сью-Энн удалось все же высвободиться, встать и попытаться уйти, сделав вид, что все это - не более чем шутка. Однако он снова повалил её на диван.