Атанас Манаджиев - Сожженный некролог

— Я понимаю вас, — Гео опустил голову. — Вы зря меня упрекаете. Я действительно виноват… Но если вы решили, давайте займемся делом серьезно.

— Займемся? — Цыпленок громко рассмеялся, и напряжение наконец разрядилось. — Тогда попроси у генерала, чтобы он и мне дал отпуск!

— Значит, "выхожу один я на дорогу", как сказано у Лермонтова…

— Единственное, что я могу для тебя сделать, — это позвонить начальнику криминального отдела в Пловдиве, он мой друг.

— Не так уж много…

— Хорошо, буду сам время от времени интересоваться твоими достижениями.

Гена, супруга Гео Филипова, была, в отличие от мужа, женщина полная, чуть рыхлая, однако еще достаточно привлекательная. Зная это, она держалась с мужем требовательно и покровительственно. У них был пятилетний сынишка Гошо, из-за которого Гена осталась в Софии, и Гео вынужден был один отправиться на море (доктора нашли у мальчика что-то вроде ревматизма).

— Это он вытащил тебя из Созополя — Цыпленок, да? — Гена на самом деле очень радовалась возвращению мужа, но оставить ехидный тон было выше ее сил.

— Нет, я сам захотел вернуться. — Гео ясно сознавал: пока жена не узнает всего, что ей требуется, она не оставит его в покое.

Выслушав краткое изложение пловдивской истории, Гена зашумела:

— С ума сошел! Ты что, посмешищем стать хочешь?

— Я очень прошу тебя — никому ни слова, — взмолился Гео. — Будем знать только мы трое -я, ты и Цыпленок. Потому что посторонние и вправду могут подумать, что мне солнце в голову ударило… — и улыбнулся своей обычной непринужденно-спокойной улыбкой, бесившей самых уравновешенных собеседников.

Дом, где они жили, был очень похож на тот, в Пловдиве. Квартира — тоже на третьем этаже — состояла из одной комнаты и хола, который мог сойти и за вторую комнату; окна выходили на маленькую улочку, невероятно напоминавшую облепленную некрологами улицу Леонардо да Винчи.

На следующий день Гео уже полностью был похож на себя: свежевыбрит, отутюжен, рубашка сияет чистотой, выражение лица невозмутимо-доброжелательное — никаким рентгеном не высветить, что у него на душе. Он набрал номер домашнего телефона Цыпленка и тут же услышал его высокий голос.

— Езжай, — коротко не то приказал, не то посоветовал майор. — Там тебе окажут полное содействие. И даже не будут ни о чем спрашивать.

— Именно это я и хотел услышать.

Опять солнце, опять жара, но теперь старый раздрызганный "Запорожец " двигался без прицепа, и Гео безжалостно пришпоривал его. Сбавил скорость только тогда, когда приблизился к месту, где взял девушку, — он запомнил это место благодаря высохшему кривому дереву, возле которого она стояла. Чуть прикрыв глаза, Гео стал постепенно восстанавливать в памяти всю картину не потому, что надеялся еще вспомнить что-нибудь и таким образом хоть на миллиметр приблизиться к разгадке, а просто так — в конце концов все начиналось здесь. Она ведь спокойно могла сесть в следующую машину, и тогда ему не пришлось бы второй раз мчаться по раскаленному шоссе до Пловдива и ломать голову над этим проклятым ребусом.

Вот он будто снова видит ее: сжатая в кулак рука поднята вверх, большой палец отставлен вправо — так делают путешествующие автостопом во всем мире, но у нее это получилось как-то неестественно или, скорее, неуверенно. Высокая, стройная в обтягивающих тонкую фигуру джинсах. И первое ощущение шока от ее темных угрюмых глаз, в которых, как прикованный навечно к кровати больной, лежит старое горе, скрываемая от мира скорбь… Странная девушка — странный выбор. Предпочесть едва передвигающую колеса развалюху быстрым и удобным "Ладам", "Волгам ", "Фиатам"… Может, действительно, на нее произвел впечатление несчастный кузнечик с огромной белой бабочкой на приколе? Пожалуй, это тоже подтверждает ее склонность к необычному. Собственно, такими же — странными, необычными — были и ее тяжелое молчание, и ее внезапное бегство из машины, и загадочное исчезновение из дома на улице Леонардо да Винчи. Ну ладно, живы будем — узнаем!

И Гео включил первую скорость. Встречный ветер раздул надетую на голое тело рубашку из первокласного хлопка, остудил горячую кожу. Гео снова чувствовал себя отдохнувшим и готовым к работе.

В Пловдиве он получил номер в отеле "Тримонциум", наскоро проглотил тарелку супа в ближайшей закусочной и пошел искать данный ему Цыпленком адрес. К пловдивским криминалистам он явился не переодевшись и был встречен с некоторым недоверием. Начальник отдела, пристально оглядев его с головы до ног своими светлыми прилипчивыми глазами, даже подумал: "И этот разодетый петух — первый помощник моего софийского друга?"