Анна и Сергей Литвиновы - Небесный остров

Один из дедков-инфарктников заворочался на своей койке, прохрипел:

– Утку, сестричка…

– Щаз, – буркнула она.

И безропотно исполнила просьбу.

– Спасибо, милая, – слабо улыбнулся дедок.

Облегчился, блаженно выдохнул:

– Ох, хорошо! В терапии-то не допросишься.

Это да. В терапии ни одна медсестра не снизойдет, чтоб судно подать. Там родственники больных и за сиделок, и за уборщиков. А в реанимацию кого попало не пускают. Только за деньги или если уж пациент совсем плох.

Но сегодня Василиса настолько устала, что пустила б родню и бесплатно – если у людей желание есть печально, как поэт писал, подносить лекарство. Парня, интересно, самого привезли или с кем-то? Тогда бы поставила сейчас ему капельницу, поручила родственникам и минут хоть на сорок отключилась.

Она подошла к окну. Больница располагалась на горе, а реанимация – на пятом этаже, в высшей точке, потому видно далеко. Сначала пустые улицы, ряды сонных домишек, а ниже, ближе к морю, все больше света, хлопают фейерверки, гремит музыка. Веселятся курортники, жизнь прожигают. И частенько заканчивают свои отпуска у них в больнице. Как этот парень с ножевым. Наверняка пырнули его в пьяной ссоре или девушку не поделил.

…А вот и каталка по коридору загрохотала. В морг бы – сразу на лифте, в подвал. Значит, выжил.

Николаич, хирург, ввалился в реанимацию – бледнющий, глаза красные. Кажется, сам не рад, что взялся клятву Гиппократа исполнять.

Коротко буркнул:

– Жить будет.

Помог Василисе перевалить парня на койку (тот в забытьи постанывал). Быстренько надавал указаний – ничего нового, стандартный набор капельниц, и сердечную деятельность велел контролировать. Да и сбежал спать.

…А пациент-то, отметила медсестра, хорош, не чета дедулям-инфарктникам. Молодой, лицо тонкое, брови вразлет, губы развратные. И алкоголем от него не пахло, это Василисе тоже понравилось. Опять же не матерился, как иные, кто после наркоза в себя приходит.

Ей даже спать расхотелось – подобралась, распрямила спину, глаза заблестели. Ласково коснулась прохладного бледного лба, пропела:

– Тебе нужно чего? Попить? Утку?

Распахнул очи, пронзил взглядом.

И тут за спиной шаги. Обернулась, увидела: девица неизвестная в реанимацию прорвалась. В уличной обуви, без халата. Полненькая, встрепанная. Ее чуть не оттолкнула, сразу к новому пациенту. Склонилась над ним, ахнула:

– Димка!

И парень, грустно подметила Василиса, сразу вынырнул из своего забытья, и лицо его осветилось совершенно счастливой, влюбленной улыбкой.

Дамочка, значит, его.

Красавец, а нашел себе крокодилину.

Василиса парнем более не любовалась. Хмуро взялась за капельницу. А на девицу рявкнула:

– Работать не мешай.

Та поспешно отпрянула. Встала рядышком с ним, моляще вымолвила:

– Димочка, как ты?

– Все хорошо, Надюшка, – с видимым усилием откликнулся парень.

Василиса наспех, не стараясь, вогнала ему в вену иглу. Пустила раствор. И поспешила в дежурку – спать. А пациента пусть Надюшка-крокодил стережет.

«Отпуск! Вот это у меня отпуск!» – в какой уж раз и со все большей грустью подумала Надя.

Три часа утра. Затхлый больничный запах. На соседних койках стонут во сне поверженные инфарктом дедки. А перед ней Дима. Распластанный на белой простыне, беспомощный, грудь стянута бинтами, рука прикована к капельнице…

Доктор сказал, полтора литра крови любимый потерял. То есть, даже если операция удачная и заживление пойдет хорошо, лежать ему в больничке все равно долго. А потом еще восстанавливаться…

Но какое счастье, неслыханное везение – что нож попал не в сердце, а чуть выше! И это ведь она Диму спасла! Не приметь она ночного гостя, не закричи – никакая б медицина, даже самая продвинутая, помочь ему не смогла бы. Но с Диминой раной, заверил хмурый доктор, и в приморской больничке справятся.

Если только… Надю пронзила неожиданная мысль.

Она вздрогнула, сердце сжало страхом.

Ведь они по-прежнему на территории противника!

Те, кто покушался на Полуянова, скоро узнают (если уже не узнали), что он выжил. И дальше… Страшно даже подумать.

Надя осторожно выпустила Димину ладонь, положила ее поверх простыни – он дремал, постанывал во сне. Подошла к окну.

И улица, и парковка перед больницей были абсолютно пусты. Однако попасть сюда можно элементарно. На входе в корпус сидит дряхлый и равнодушный охранник. А дверь в реанимацию (Митрофанова убедилась сама) даже не запирается.