Евгения Михайлова: Исповедь на краю

На очной ставке с Ириной Козловой, она же Сандра, Надя все в точности повторила. Козлова слушала молча, не сводя с подельницы презрительного взгляда. Когда та закончила, Козлова плюнула на пол и прошипела: «Мразь тупая. Мы еще встретимся».

Орудия преступления нашли. На них сохранились частички крови Марины, отпечатки пальцев Нади. Ворс в ранах ребенка остался от ее шарфа. Волос тоже принадлежал Наде, отпечатки ее пальцев были на шкатулке, следы обуви в квартире Федоровых совпали с подошвами Надиных сапог.

На очередном допросе Козлова во всем призналась и заявила, что ни в чем не раскаивается: «Он это заслужил».

В условия их с Надей договора входил пункт о том, чтобы та не выдавала заказчицу в случае провала. Ирина позаботилась о том, чтобы Наде не пришлось сидеть в тюрьме. Она выбрала день, когда ей исполнилось четырнадцать лет. В этот день подросток по юридическим нормам считается еще тринадцатилетним – то есть несовершеннолетним – и фактически не отвечает за совершенное преступление. Специнтернат – это все, что грозит Наде за два убийства.

Вечером все сидели у Дины на кухне – Сергей, Александр Васильевич, Слава Земцов. На столе булькало Динино коронное блюдо – швейцарское фондю. «Здорово», – восхитились, попробовав, мужчины и синхронно достали из сумок и карманов по бутылке коньяка. Долго молчали. Первой не выдержала Дина.

– Я не могу это осознать. Чудовищные преступницы. Та, что по закону несовершеннолетней считается, она же страшнее Ирины. Козлова все-таки не смогла ребенка убить, у нее сумасшедшая сверхидея – месть, дело всей жизни. А Надя профессионалка, натасканная с детства, тупая и бесчувственная, как бревно. И они обе выйдут сухими из воды. Одна даже сидеть не будет!

– Самые гуманные люди по крайней мере раз в жизни хотят возвращения смертной казни, – задумчиво сказал Александр Васильевич. – Кстати, в Штатах в особых случаях суд присяжных может приговорить к смерти даже подростка. Если его опасность для общества очевидна, а перевоспитание невозможно. Но этому предшествует очень серьезное изучение его головного мозга. Особенность глубинных поражений – это не болезнь, строго говоря. Это такой мозг. Есть показатель ОДП у детей – оппозиционно-демонстративное поведение. Некоторые дети склонны к насилию, агрессии, истязанию слабых. Это можно заметить уже в три года и смягчить, скорректировать воспитанием. Но с Надей все было наоборот. Ее ОДП поощрялось, поддерживалось, усугублялось. В ее присутствии отец жестоко избивал жену. Постоянно вел разговоры о том, как он истязает людей, попавших ему в руки. Да и Надю он, конечно же, не любил. Ценил, как удачный результат своих экспериментов. Но знаете, без детального исследования ее мозга нельзя поручиться, что она неисправима.

– Ничего, – пробурчал Сергей, – Козлова отсидит, достанет ее из-под земли и займется исправлением ее головного мозга. И в этом я б ей даже помог.

– Ох, Сережа. Еще не хватало. Что за шутки! Надо выбираться из этого кошмара. – Дина подошла к окну и с тоской посмотрела во двор. – Не могу туда выходить и уехать пока не могу. Вроде бы меня приговорили здесь срок отбывать.

– Рецидивистка ты моя ненаглядная, – не очень трезво умилился Сергей. – Завтра же перевезу тебя из этого крысятника под конвоем.

– Нет, – вздохнула Дина. – Я сама почувствую, когда можно уезжать. Завтра Тамара приедет с рабочими – бабе Лиде ремонт делать. Нужно узнать, как Олег, и заняться обменом их квартиры. Нельзя им здесь оставаться. С этими Куликами рядом.

– Кстати, завтра поедем на дачу под Волоколамск – искать убиенного капитана. Мать Саши Петрова сделала официальное заявление по поводу всех обстоятельств. Мы открываем дело и параллельно служебное расследование по факту его закрытия.

– Ладно. Валите уже, – вежливо сказала Дина. – Надо всем выспаться. Но каждому у себя дома. А то уснете здесь, а мы с Топиком храпа пугаемся.

Уже в прихожей она потянула Александра Васильевича за рукав.

– И все-таки объясните еще раз мне, дуре непрофессиональной, почему вы с самого начала искали отморозка?

– Не хочется обижать присутствующих, – охотно ответил тот, – но все элементарно, Ватсон. Неоправданная жестокость, отсутствие видимых мотивов. Понимаете, месть родителям ребенка – версия разумная и, как оказалось, правильная, но в этом случае такая невероятная жестокость и агрессия по отношению к девочке были необъяснимы. Я насмотрелся на жертв отморозков. И знаю, что они всегда верят в свою безнаказанность, практически никогда не останавливаются на одном преступлении и не расширяют географию. Если есть одна жертва, вторую следует искать рядом. Или наоборот: искать предыдущие. Если можно так выразиться, такие преступники ленивы. Все происходит в доме, во дворе, в школе.