Агата Кристи: Катастрофа

В этот момент премьер-министр задал вопрос, которого мы втайне ждали:

- Вы сказали, что третий член Большой Четверки - француженка? Вы знаете, кто она?

- Вы тоже хорошо ее знаете. Номер Три - это всем известная мадам Оливье...

Услышав имя знаменитой соотечественницы, продолжавшей дело четы Кюри, Дежардо едва не вывалился из кресла; его лицо побагровело от возмущения.

- Мадам Оливье? Невозможно! Это нелепо! И более того - оскорбительно!

Пуаро покачал головой, но не произнес ни слова. Некоторое время премьер-министр испепелял Пуаро гневным взглядом. Потом несколько успокоился и, посмотрев на министра, с каким-то странным выражением дотронулся до лба.

- Мосье Пуаро - великий человек, - заметил он. - Но даже великие люди иногда слишком увлекаются.., какой-то одной идеей, не так ли? Ищут всяких тайных агентов там, где их просто не может быть. Вы со мной согласны, господин министр?

Краутер некоторое время молчал.

- Клянусь, не знаю! - наконец сказал он. - Я всегда верил и сейчас безоговорочно верю Пуаро, но такой поворот...

- Этот неуловимый Ли Чан-йен, - перебил его Дежардо, - кто он такой? Хоть кому-нибудь он известен?

- Мне известен, - раздался вдруг голос Инглеса. Высокий французский гость уставился на него, тот тоже ответил пристальным взглядом, более чем когда-либо напоминая китайского божка.

- Это мистер Инглес, - представил Краутер, - самый опытный наш эксперт по Китаю.

- И вы что-то слыхали об этом Ли Чан-йене?

- Пока ко мне не пришел Пуаро, я считал себя единственным человеком в Англии, кто знает о его существовании. Уверяю вас, господин премьер-министр, что единственный человек в Китае, которого по-настоящему следует опасаться, это Ли Чан-йен, один из самых блестящих умов современности.

Дежардо был вконец ошарашен. Немного придя в себя, он холодно произнес:

- Может быть, в том, что вы рассказали, и есть доля истины, мосье Пуаро, но что касается мадам Оливье, тут вы роковым образом заблуждаетесь. Она истинная дочь Франции и служит исключительно науке.

Мой друг лишь молча пожал плечами. Потом последовала долгая тягостная пауза, нарушить которую решился Пуаро. Он встал и с чувством собственного достоинства изрек:

- Я хотел, мосье, только предупредить вас. Я предвидел, что вы мне не поверите. Но, по крайней мере, теперь вы будете начеку. Главное, я все сказал, и моя правота будет - увы - подтверждаться новыми диверсиями. Для меня было важно сообщить вам все это как можно скорее... Может статься, что позже мне это сделать уже не удастся.

- Вы хотите сказать... - перебил его Краутер, пораженный мрачной интонацией Пуаро.

- Я хочу сказать, месье, - продолжал Пуаро, - что с тех пор, как я установил личность Номера Четыре, палача-экзекутора Большой Четверки, моя жизнь в опасности. Он ищет меня, чтобы уничтожить любым способом, а он из тех людей, кому удаются подобные миссии. Итак, господа, я с вами прощаюсь. Вот вам ключ, мосье министр, и запечатанный конверт с моим банковским шифром. У меня в портфеле, который хранится в банковском сейфе, собраны все сведения о деятельности Большой Четверки. Там же имеются советы вашего покорного слуги относительно того, что следует предпринять, если случится то, о чем я вас только что предупредил. В случае моей смерти, мосье министр, вы заберете эти бумаги и, если сочтете нужным, воспользуетесь моими советами. А сейчас до свидания, - господа.

Дежардо холодно поклонился, а министр вскочил со стула и пожал Пуаро руку.

- Вы убедили меня, Пуаро. То, что вы говорите, выглядит невероятным, но я вам верю. Всецело. Инглес вышел вместе с нами.

- Я вполне доволен тем, как прошла беседа, - сказал Пуаро. - Я и не думал, что мне удастся переубедить Дежардо, но теперь я спокоен: если погибну, моя информация не умрет вместе со мной. Что ж, не так уж и плохо!

- Я полностью на вашей стороне, - сказал Инглес. - Между прочим, на днях я еду в Китай.

- А это разумно?

- Нет, - ответил Инглес, - но необходимо. Каждый должен вносить посильную лепту в общее дело.

- Вы храбрый человек! - воскликнул Пуаро. - Если бы это было удобно, я бы обнял вас. Инглес немного смутился.

- Не думаю, - сказал он, - что в Китае я буду в большей опасности, чем вы в -Лондоне.

- Возможно, вы и правы, - признался Пуаро. - Больше всего я опасаюсь, как бы они не расправились с Гастингсом. Меня это очень беспокоит.

Я перебил его, заметив, что и сам могу о себе позаботиться.

Вскоре Инглес попрощался с нами и ушел.

Некоторое время мы шли молча. Вдруг Пуаро произнес фразу, которая меня ошеломила: