— «Чуть» — не считается,— приходя в замешательство от «Володеньки». Что за странная игра?
— Меня спас ваш кейс,— доложил он.— Но где я найду ему замену? Финка пробила его насквозь.
— Боже мой! — прошептала Маврина.— А если бы… Даже подумать страшно!
— Алина Максимовна, не нашли записную книжку? — спросил Владимир, пытаясь направить ее мысли в другое русло. Задача оказалась не из легких.
— Вам тоже пришлось стрелять? — Это тоже прозвучало, как приобщение к некоему братству: сначала стреляла она, теперь и ему т-о-ж-е пришлось.
— Так как же с записной книжкой?
— Я вам звоню каждые полчаса — на службе занято, дома никто не отвечает. Книжку я нашла в городской квартире, в письменном столе.
— Там есть запись разговора с кооператором?
— Володечка, вы же просили найти именно эту книжку. Я ее и нашла. Она вам срочно нужна?
— Еще как срочно! Вы в городе или на даче?
— В городе. Сейчас сажусь в машину и еду к вам. Скажите адрес.
— Вы поедете с шофером?
— Нет. Я и сама вожу машину. А шофера у меня больше нет. У вдовы другие возможности.
— Алина Максимовна, никуда с этой книжкой из дома не выходите. Заприте дверь покрепче. У вас хорошие запоры?
— Очень хорошие,— с недоумением сказала она.— Только почему такая паника? Неужели и в городе кто-то полезет в мою квартиру? Из-за Алешиной записной книжки?
— Запритесь как следует, никому не открывайте, кроме меня. Я сейчас приеду и мы все обсудим.
— Может быть, мне зарядить еще одно ружье? — с иронией спросила Маврина.
— Зарядите. Это серьезно.
Фризе быстро оделся, секунду постоял у сейфа, решительно открыл его и достал пистолет. И будто ожегся о него. «Странно,— думал он,— несколько дней не вспоминал о том, что из этого оружия убил человека. Даже Маврина, с этим ее «тоже», не высекла из меня искры, а взялся за пистолет — и муторно стало на душе».
Маврина жила рядом с Хамовниками, в современном, как еще недавно называли, номенклатурном доме из светлого кирпича. Старушка-дежурная, дремавшая в вестибюле, встрепенулась, услышав, как хлопнула дверь:
— Вы к кому, молодой человек?
— К Мавриной.
— Дома, дома. Двенадцатый этаж,— сочувственно вздохнула старушка и снова задремала.
Кабина лифта была просторной и светлой, с большим зеркалом. Вполне пристойный вид, если бы не пара рисунков в стиле Мазереля, прокомментированных крепкими словечками — дети бывших номенклатурных работников не остались в стороне от городской цивилизации.
Едва Фризе позвонил, как Алина Максимовна распахнула дверь.
— Ну почему же вы не спрашиваете, кто идет?
— Я видела в окно, как вы подъехали,— она приветливо улыбнулась и показалась еще более красивой, чем раньше. Черные облегающие брюки, серый пушистый джемпер, серебряная цепочка на шее — все было к лицу. Он прошел вслед за ней через просторный холл, заметив, что все его стены увешаны старинными саблями в красивых ножнах, мечами, кольчугами. В углу стояли полные рыцарские доспехи — покойный хозяин всерьез коллекционировал оружие.
Маврина ввела Владимира в кабинет. Кроме окна и двери все остальное пространство занимали книги. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить несметное число энциклопедий и словарей — Брокгауз и Ефрон, словарь Венгерова, Военная энциклопедия, словарь Гранат… Редчайшие тома Еврейской энциклопедии.
— Сразу видно, что попал в библиотеку писателя! — не смог сдержать своего восхищения Фризе.
— Все эти книги подбирала я,— с гордостью сказала Маврина.— Алеша был равнодушен.
— Равнодушен к вашему выбору?
— Равнодушен к книгам.
Заметив удивление на лице Владимира, она пояснила:
— Он постоянно твердил: «Книги мне только мешают. Они корректируют мое представление о действительной жизни. Мои книги — это люди». Сердился на меня за то, что я окружила его книгами.
«Интересная мысль»,— подумал Фризе, но тут же забыл о чудачестве писателя. Маврина протянула ему блокнот — обыкновенный потрепанный блокнот без корочек, величиной с ладонь, исписанный крупным разболтанным почерком, с потертыми и кое-где загнувшимися краями.
— Садитесь, где вам удобнее, я приготовлю кофе. Мне помнится, мой кофе пришелся вам по вкусу.
Фризе сел в глубокое кожаное кресло, включил торшер и, волнуясь, нетерпеливо начал листать страницы.
«Больничная тягомотина», «старшая сестра — как старшина-украинец в роте — ать-два», «каждый норовит всучить вам свою болезнь со всеми подробностями», «даже за едой про клистиры». «Или толкут в ступе газетную блевотину,— неизвестно, что хуже». «Единственная отрада — мой доктор: все по делу, в душу не лезет, погонял на велоэргометре, сказал «н-да», все понятно: дела мои не слишком плохи».— Фризе улыбнулся, живо представив себе знакомого по рассказам Ерохина Маркса Ивановича. Он нашел и строчки, посвященные Васильеву: «Разговорился с хирургом. Славный малый. На мой вопрос: «Можно ли?» — ответил: «Нужно». «Не больше семидесяти граммов». И приложил палец к губам.»
Читать дальше