Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

— Н-да.

— Вы на Маркса Ивановича не обижайтесь,— сказал Васильев и подмигнул майору.— Он человек немногословный. Это в наше время неоценимое достоинство.

Широкие щеки Калязина чуть-чуть порозовели. Он опять чуть не произнес свое «н-н-да», но спохватился и только деликатно кашлянул.

Васильев снял трубку с телефонного аппарата, набрал номер и ласково попросил:

— Верочка, найди историю болезни Степанкова. Ноги в руки и ко мне. Умница.— Он положил трубку и обернулся к майору.— Сейчас доставят. Верочка — девушка быстрая.

— Н-да,— вздохнул Калязин укоризненно. Просто потрясающе, как много оттенков имела его коронная фраза.

— Дима, можно я вас так запросто? — спросил Васильев. Ерохин кивнул.— Год назад у Детского фонда украли миллион. Студента-охранника убили. Преступники найдены?

— Нет.— Майор начал было объяснять, какие трудности возникли на пути следствия, но Васильев остановил его.

— В тюрьме, перед самым освобождением, нашли повешенным Смирнова-Осташвили. Докопались, в чем там дело?

— Нет.

— А убийство Меня?

— КГБ…— успел произнести Ерохин, намереваясь сослаться на то, что следствие взяла в свои руки эта организация, как доктор задал уже следующий вопрос:

— Я вчера вечером слышал обзор радио «Свобода» — что-то вроде «Россия — итоги года». Там комментатор прямо сказал о взяточничестве в Московской мэрии, вспомнил дореволюционный анекдот. К городскому голове приходит купец и предлагает взятку: «Ваше благородие, я даю вам триста рублей и ни одна сволочь об этом не будет знать». «Давай пятьсот,— отвечает голова,— и пусть это будет известно всему городу».

— Н-н-да-а! — захохотал Маркс Иванович.

— Я всего лишь старший оперуполномоченный уголовного розыска…— с обидой начал майор и так густо свел морщины, что лоб у него побелел. Он хотел сказать, что, будь его воля, он бы не трепал языком о демократии, а навел для начала элементарный порядок. Без которого никакая демократия невозможна. Но в это время зазвонил телефон. Васильев слушал несколько секунд:

— Верочка, узнай в центральной регистратуре.— Прослушав еще несколько секунд, он поскучнел: — Может быть, кто-то из диссертантов взял на просмотр? Они постоянно охотятся за таким материалом. Даю тебе сутки на поиски, поняла, любовь моя?!

Некоторое время он сидел молча, внимательно глядя на майора, как будто впервые увидел его. Словно продолжая спор с самим собой, произнес:

— Но это же абсурд! Степанков каждый месяц должен проходить у нас обследование — раз! Мы знаем его имя. Кстати, Маркс, вы помните отчество Степанкова?

— Нет. Н-да.

— И я не помню. Зовут Слава. Это может быть и Ярослав, и Святослав, Вячеслав, и так далее. Место работы его известно! «Харон», правда, Дима?

— Это вы так утверждаете! Проверим.

— Вот тебе и миллион из Детского фонда,— сказал Васильев задумчиво и, посмотрев на единственный загнутый палец, разогнул его. Разлил остатки коньяка, и они молча выпили.

— Найдутся бумажки,— изрек Калязин. Надежды на то, что найдется сам Степанков, похоже, у него не было.

Васильев довез майора до прокуратуры на своей «Волге». «Хороши мы будем, если какой-нибудь инспектор решит проверить водителя на алкоголь»,— думал Ерохин и беспокойно вглядывался, высматривая притаившуюся на обочине машину ГАИ. Но доктор ехал предельно осторожно, ни разу не превысил скорость. Так ездят в меру выпившие интеллигентные люди.

Прощаясь, они обменялись телефонами.

— Завтра вечером позвоните. Я надеюсь, что виновато только наше разгильдяйство. Всеобщее,— добавил он и крепко пожал майору руку.

После отъезда майора в больницу на поиски кооператора Фризе позвонил в Институт судебных экспертиз. Договорился с Федором Шаховым о проверке привезенного из Переделкино пива. Особых надежд на успех у него не было. Не в каждую же банку преступники впрыскивали яд! Беглый осмотр, который провел Владимир, убедил его в том, что банки не проколоты. Да и упакованы в полиэтилен они были основательно.

«А чьи, собственно, «пальчики» я надеюсь найти? — думал Фризе.— Не проверять же всех подряд работников «Харона» или гостей на трагическом юбилее Маврина?!» Даже получение отпечатков пальцев критика Борисова чревато серьезными осложнениями. «Наверное, так чувствует себя человек на минном поле»,— грустно усмехнулся следователь своим мыслям.

Негромкая милицейская трель прервала размышления Фризе. Телефонные звонки теперь не слишком его раздражали — не поленившись, он отвинтил у телефона дно и положил туда бумажную салфетку.