— Резвишься, герой! Пора бы доложить о ночных похождениях своему непосредственному начальству.
— Только проснулся, Олег Михайлович. В пять утра освободился.— Он прибавил часок, чтобы прокурору было не обидно от его засыпа.
— Знаю, знаю. Я рад, что ты показал себя молодцом. И, главное, жив-здоров.
— Старался, Олег Михайлович,— смущенно сказал Фризе. От теплоты в голосе шефа у него пропала охота паясничать.
— Наши соседи довольны твоим сотрудничеством. В один момент у них возникло сомнение…
— Сомнение?
— Когда они нашли на соседней улице твою машину. Ты же сказал, что у нее проколоты шины.
— Мою машину? — Фризе от удивления даже встал.
— Твою, твою. Потом нашелся свидетель… А что это я тебе все докладываю? Это ты мне должен доложить. И в письменном виде. Через час у меня.— Он повесил трубку.
С минуту Фризе стоял с трубкой в руке, слушая короткие гудки. Он бы простоял и дольше, но уж очень хотелось кофе. Снова выдернув шнур, он пошел на кухню.
Смакуя обжигающий ароматный напиток, Фризе размышлял, подводил предварительные итоги прошедших суток. Допив третью чашку и даже не притронувшись к бутербродам, приготовленным Бертой и укутанным в фольгу, Фризе сделал вывод: никаких случайностей, совпадений, стечений обстоятельств,— ни один синоним больше не пришел ему на ум,— в том, что с ним произошло, не было. Все эти, на первый взгляд не связанные между собой происшествия — единая цепочка действий в расчете сначала запугать его, а когда первое не сработало, просто ухлопать. От этой мысли стало неуютно. По молодости он еще редко задумывался о смерти, пожалуй, даже совсем не задумывался. Считал это мероприятие отдаленной перспективой. Как, например, назначение Генеральным прокурором. Но вот кто-то взял на себя смелость изменить ход событий, изменить его судьбу.
«Смерть одолевает даже математику»,— вспомнил Фризе строчку, прочитанную недавно у Суворина. И еще: «Что значит, когда я «умру»? Освободится квартира на Коломенской, и хозяин сдаст ее новому жильцу». Что ж, продаст его квартиру и Моссовет. Продаст какому-нибудь новоявленному миллионеру. Может быть, он окажется служащим малого предприятия «Харон». Дедовы картины растащат. Продадут с аукциона дачу. Потому, что у него нет наследников, а самый близкий ему человек — Большая Берта — никто для бездушной машины, именуемой государством. Он вспомнил темный силуэт бандита, застывший на тихой заснеженной улице, и громко сказал: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!» Потом включил телефон и позвонил Берте. Томительно долго никто не снимал трубку, затем резкий женский голос выпалил:
— Клуб «Спартак».
— Не могли бы позвать Берту Зыбину?
— Следовало бы знать, молодой человек, что идет тренировка. А с тренировок…
Фризе положил трубку. Он и сам знал, что эта резкая желчная дама никогда никого не позовет — идут ли тренировки, или не идут. «Ну и что? Объявлю Берте о нашей женитьбе вечером. Улетит она в Швейцарию уже не Зыбиной, а Фризе. То-то будут гадать спортивные комментаторы об игроке с незнакомой фамилией!» Тут же он признал свои прогнозы нереальными. До отлета оставалось два дня. Если даже уговорить работников загса поженить их, то Берта не согласится поменять фамилию, пока играет в команде. Да и фамилия Фризе ей никогда не нравилась. «Берта Фризе? Все будут считать меня стопроцентной немкой»,— говорила она. Придется поостеречься, чтобы не сыграть в ящик до ее возвращения. Вообще-то есть дела поважнее женитьбы.
Кто знал, что он едет к Мавриной? Сама Алина Максимовна. Прокурор. Его водитель. Нет, шофер отпадает сразу. Он не знал конечного пункта поездки. Просто отвез Фризе на Киевский вокзал. Знал въедливый автор детективов Огородников. Берта. Как бы по-разному не относился к каждому Фризе, никто из них не мог быть наводчиком. Оставалось одно: за ним велась слежка. Почему бы и нет? Разве не интересно, например, проследить за выражением его лица, когда он подошел к своей разоренной машине? Как говорят, «пустячок, а приятно».
Что ж, как бы за ним не следили,— и кто,— первый урон понесли они сами. Громила с бритой головой — наемный убийца. Операцию эту кто-то готовил всерьез — в карманах убитого не нашли никаких документов, записей, ни одной бумажки с телефоном или адресом, ни одной метки на одежде. Даже билета на электричку не было. И оружие — старый «вальтер». К нему сейчас и патронов-то не найти. И «вальтер» в розыске не числится! Как и его хозяин. Значит, нет отпечатков пальцев в МУРе. Надежда только на центральное дактилоскопическое хранилище.
Читать дальше