Фризе отчаянно изворачивался:
— Я же хотел высмеять Рыбина! — взывал он к педсовету.— И тех, кто ему подсказывает!
— Действительно! — поддержал его добрый Максимыч.— Талантливо высмеял.— И директор, единственный, кто, кроме Максимыча, сочувствовал Фризе, согласно кивал головой. Но учителя осерчали. Особенно педагоги из младших классов. Каждый содрогался от мысли, что этот верзила начнет лепить их портреты и выставит на всеобщее посмешище. Почему-то учителям и в голову не приходило, что их скульптурные портреты могут получиться симпатичными.
Почувствовав, что жаркие прения грозят закончиться плачевно, Фризе схватил фигурку Максимыча с директорского стола, вызвав негодующий вопль педсовета. От общей накаленности атмосферы в учительской пластилин смягчился и стал податливым. Владимир любовно провел рукой по голове своего детища, пригладил пиджак и обратился к негодующим учителям:
— Ну, посмотрите же,— волосы — как у Анатолия Максимовича, нос и уши — один к одному! А подбородок? И глядит строго. А как же иначе? — Он снова поставил фигурку на стол.— Я же лепил его с большим уважением.
И правда — Максимыч строго смотрел на присутствующих. Нормальный нос и волосы не стоят дыбом.
— А бутылка? — крикнула учительница географии.— Он вытащил у коллеги из заднего кармана бутылку!
— О чем вы говорите, Галина Георгиевна? Это же пластилин.
— Не знаю,— буркнула географичка.— Бутылка была!
— И, по-моему, Анатолий Максимович спал,— сказал преподаватель физкультуры.— А сейчас не спит.
Директор осторожно повернул фигурку к себе лицом, пригляделся. Перед ним был вполне приличный скучный преподаватель математики. Уже без изюминки. Директор был разочарован и сказал будничным тоном:
— Может быть, займемся теперь делом и рассмотрим расписание экзаменов?
— Пусть нас дурачат и дальше? — спросил кто-то из любителей расставлять точки над Но вопрос повис в воздухе.
Фигурка Максимыча затерялась где-то в школьной канцелярии, а фигурки Рыбина и Стерлядкиной Фризе подарил их оригиналам. После школы, кстати, Стерлядкина вышла за Рыбина замуж.
Закончив юрфак, Фризе не избавился от своего увлечения. Когда он оставался в одиночестве, пальцы его требовали работы. И если был пластилин, он лепил из него, если не было — лепил из хлебного мякиша.
Сегодня вечером пластилина у него было в достатке.
Фризе сел в кресло, раскрыл большую коробку и стал машинально разминать податливый материал длинными сильными пальцами. Его мысли были заняты Огородниковым. Неожиданное требование писателя информировать его о ходе расследования выглядело смехотворным. Нынче и безусый юнец знает, что у следствия могут быть свои секреты. Или лауреат милицейских премий избалован вниманием генералов и уверовал в то, что инженеру человеческих душ разрешено больше, тем самим этим душам? Обойдется. Закончится следствие — милости просим. Но откуда такая настойчивость? Только ли стремление раздобыть горячий материал? Может, любопытство? Или писательская интуиция, знание каких-то глубоких подспудных течений в литературном мире?
Владимир усмехнулся и тут же отверг интуицию. Любой намек на нее у Огородникова показался следователю несерьезным. После встречи с писателем Фризе не давала покоя мысль: как сумел Огородников написать два десятка популярных романов и повестей? Фризе не мог вынести о них собственного суждения — никогда не читал. Но романы пользовались успехом, переиздавались, их хвалили и ругали. А сам автор производил впечатление человека недалекого. Низкий лоб с тремя глубокими морщинами. Большой палец следователя легко коснулся ставшего податливым пластилина. Большие брыли. Глаза — щелочки, оттопыренные уши. Огородников собственной персоной вдруг глянул из-под нависших век на Фризе. «Почему он получается у меня хитрованом, а не самодовольным тупицей?» — подумал Фризе. Но до законченного портрета было далеко. Вот здесь — усы, чуть оттопыренная нижняя губа, крутой подбородок, редкие волосики на голове и пошлые бачки, дополнили портрет. Фризе с раздражением подумал, что на этот раз его постигла неудача: портрет писателя не передавал его сути. Того впечатления, которое он произвел на Владимира. На скульптурном портрете хитрость преобладала над самодовольством. Фризе поставил маленький бюстик на полку, где пребывали в покое уже многие герои его расследований.
Утром, перед уходом на службу, Владимир мельком взглянул на вчерашнюю пластилиновую поделку. Герман Огородников, прикинувшись туповатым нахалом, щурился на него, стараясь прикрыть сквозящую в умных глазах хитрецу под нависшими веками. Фризе улыбнулся и погрозил Огородникову пальцем.
Читать дальше