Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

— Где можно помыть руки?

— Руки? — переспросил он и вспомнил, что ванна залита водой.

Он провел их в кухню, дал полотенце. На плите свистел чайник. Алексей Иванович выключил его.

— Что случилось? — спросила врачиха, входя в комнату. Она поеживалась, зябко потирала руки.

— Вот…— Рукавишников протянул руку к дивану, на котором лежала Лариса. Мокрые черные волосы разметались по подушке.

— Что с ней? — Врачиха подошла к дивану, внимательно вглядевшись в лицо девушки. Сестра стала у нее за спиной, выглядывая из-за плеча.

— Она мылась в ванной,— он говорил с трудом, еле ворочая языком.— Довольно долго мылась. Я стал беспокоиться…

Врачиха откинула одеяло, взяла безжизненную руку, отыскала пульс. Ссадины на руке, на большой красивой груди Ларисы стали багровые.

— Когда я вошел, она была в воде. Я пытался сделать искусственное дыхание…

Врачиха отпустила Ларисину руку, вынула из халата стетоскоп и приложила под левой грудью. Сестра с жалостью посмотрела на Рукавишникова.

— Ваша дочь?

— Нет. И не дочь, и не жена,— сказал Алексей Иванович, чтобы сразу внести ясность.— Просто знакомая.

— Какая хорошенькая! — Сестра покачала головой и снова посмотрела на Рукавишникова. Теперь к жалости примешалось любопытство.

— Она умерла,— сказала врачиха. Алексея Ивановича поразило, как спокойно и деловито она это сказала.— Видимо, захлебнулась.

— А реанимация? Реанимация! Неужели ничего нельзя сделать? — Он почувствовал, как срывается у него голос, и никак не мог унять внутреннюю дрожь.

— Какая реанимация, гражданин,— врачиха отошла от дивана.— Девушка мертва. Где мне можно сесть? — Она посмотрела на обеденный стол, с которого Рукавишников еще не успел убрать бутылки. Несколько тарелок с колбасой и сыром выглядели нелепо.

— Вот сюда, пожалуйста, сюда,— пригласил он ее к письменному столу. Сдвинул какие-то рукописи, книги. Одна книга упала, и сестра подобрала ее.

— Скотт Фицджеральд,— пробормотала она.— В нашу библиотеку не дали ни одного экземпляра.

— Галина,— строго сказала врачиха.— Ты опять за книги! Подай, пожалуйста, портфель…

Рукавишников метнулся в прихожую. Принес маленький портфельчик. Наверное, врачиха заметила, как дрожат у него руки.

— Вам нехорошо? Галя, сделай укол.— Она назвала какие-то лекарства, но Алексей Иванович не расслышал.

Пока сестра готовила шприц, позванивая иглами в железном ящике, Рукавишников сидел на стуле, вцепившись руками в колени.

— Как зовут умершую? — спросила врачиха.

Алексей Иванович вздрогнул. Это слово никак не укладывалось у него в мозгу. Час назад он чувствовал себя чуть ли не спасителем замерзавшей на улице девчонки… Всего час назад.

— Ее зовут Лариса.

— Назовите фамилию, отчество. Год рождения.

Рукавишников покачал головой:

— Это все, что я знаю. Час назад я встретил се на улице. Совсем замерзшую, без денег, без паспорта. И привел сюда.— Он не сказал: «Привел к себе». Ему казалось, что все это происходит в каком-то чужом доме и сам он посторонний здесь. Случайный свидетель.

— Наверное, она поссорилась дома… Что-то случилось… Лариса не рассказала… Не успела рассказать. Может быть, ее побили. У нее было разорвано платье — и синяки.— Он говорил, не поднимая головы, не замечая, как напряженно, все больше и больше хмурясь, смотрит на него врачиха. Наконец он почувствовал се взгляд, поднял голову: — Это все, что я знаю…

— О Господи! Вот так история,— испуганно сказала сестра.

— Что же делать, Галина? — спросила врачиха.— Наверное, милицию надо вызвать?

— Да, наверное…

— Вы не вызывали?

Рукавишников мотнул головой. Он встал, подошел к телефону и, стиснув зубы, поднял трубку…

Все последующие события Алексей Иванович помнил плохо. Сестра сделала укол, и на него навалилась тупая, тягучая усталость. Он равнодушно отвечал на вопросы приехавших милиционеров, принес им из прихожей легонькое Ларисино пальто, равнодушно смотрел, как эксперт фотографировал труп, показывал, как лежала девушка в ванне. И делал с покорной обреченностью все остальное, о чем его просили. Только один раз он вспылил, закричал на сотрудника, составлявшего протокол. После каждого ответа Алексея Ивановича сотрудник кривил губы в усмешке и многозначительно приговаривал: «Понятно».

— Значит, познакомились с покойной у Московского вокзала? Понятно… Пригласили к себе? С какой целью? Понятно.

— Ничего вам не понятно! — крикнул Рукавишников.— И никому пока не понятно! А вы заладили, как попугай…