Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

— А что сказал «козел»?

— Не расслышала.

— Подходила одна симпатичная девушка,— добавил Геннадий.— Вот она передала Ленчику записку.

— Ты хорошо видел записку?

— Конечно.

— Он хорошо видел эту симпатяшку,— с вызовом сказала Зина.

— Что сделал Орешников с запиской? Прочитал?

— Прочитал. А потом скомкал и бросил.

— Молодцы, ребята! — порадовался капитан.— Кто еще разговаривал с певцом?

— Пестро-клетчатый! — сказал Геннадий.

— Оператор,— опять уточнила Зина.— Наверное, анекдот рассказал. Очень они смеялись. Особенно сам оператор. И еще один подходил. Совсем мальчишка. Он, по-моему, что-то с великом делал. Вот разговаривал с Орешниковым или нет — не заметила. Велосипед отдал и ушел.

— Этот пацан потом в кабину автомобиля залез,— вспомнил «пупсик».— Я еще подумал: хорошо бы и мне туда — покемарить. Мы с Зинаидой Илларионовной всю ночь глаз не сомкнули.

— И ты об этом очень жалеешь? — с укором посмотрела на Геннадия Зина.

— Вы могли бы парнишку узнать?

— Конечно,— кивнул Геннадий.— Пацан клевый, весь в фирме.— Жаргонные слова прозвучали у него фальшиво, и Панин улыбнулся. Спросил:

— Ты где, товарищ Ольховский, учишься?

— Работаю, товарищ следователь. Работаю в поте лица на фабрике Урицкого.

«И как это ему удается на табачной фабрике сохранять такой цвет лица?» — подумал Панин. И еще подумал о том, что, хоть и рассматривал «пупсик» его служебное удостоверение долго, ни имени, ни фамилии не запомнил. Наверное, от волнения.

Когда он ехал в управление, у него было сильное желание завернуть на Дворцовую площадь. Поискать у подножия Александровской колонны записку, выброшенную Орешниковым. Но прошло уже столько дней, а Дворцовую площадь, не в пример другим площадям и улицам, все еще хорошо убирали. Да и балтийский ветер задувал последние дни довольно резко. И еще ему вспомнилась старинная песенка, которую иногда напевает отец: «Меня еще с пеленок все пупсиком зовут, когда я был ребенок, я был ужасный плут». Мать не раз, смеясь, рассказывала Александру, что в детстве, укачивая его по ночам, отец напевал эту песенку вместо колыбельной.

Едва Панин вошел в кабинет, раздался телефонный звонок. Приятный женский голос осведомился:

— Это товарищ Панин?

Получив подтверждение, женщина сказала:

— Вас беспокоят из Ленконцерта. Алла Борисовна Рыжова. Товарищ Семеновский адресовал меня к вам по поводу Леонида Орешникова.

— Вы не могли бы дать свой телефон? — попросил капитан.— Я вам перезвоню, а то что-то плохо слышно.— Он всегда прибегал к таким, как говорил Семеновский, «деревенским хитростям», если хотел проверить звонившего.

Алла Борисовна продиктовала ему номер, и через минуту Панин снова услышал ее приятный голос.

— Рыжова слушает.

— И что же вы хотели узнать, Алла Борисовна?

— Через пять дней Орешников должен ехать на гастроли за границу. Вы найдете его к тому времени?

Панин чуть не подскочил со стула.

— А разве полковник Семеновский не сообщил вам точную дату, когда мы найдем певца?

— Не-е-т. Он сослался на вас— В голосе Аллы Борисовны появились нотки сомнения.— Вы не подумайте, что я…— она замешкалась, не находя нужных слов.— Но поймите и нас! Если Орешников не найдется, Ленконцерту придется платить громадную неустойку. В валюте. Откажись мы сегодня — неустойка была бы меньше.

— А если Орешников найдется, но безголосый?

— Вы шутите, а для нас это трагедия,— сказала женщина упавшим голосом.

«Обойдетесь,— подумал капитан.— Вот для Орешникова и для его близких это действительно трагедия».

— Так что же нам делать?

— Оповестите всех заинтересованных лиц, что Леонид Орешников на гастроли поедет,— сказал Панин. Ему неожиданно пришла в голову шальная мысль: если эта Алла Борисовна раззвонит по всему Ленконцерту ответ милиции, то, глядишь, и до преступников дойдет информация. А если дойдет, они непременно встревожатся. А когда людей охватывает тревога, они делают ошибки.

— Правда? — обрадовалась Рыжова.— Значит, у вас есть уверенность?

— Алла Борисовна, я и так сказал вам слишком много. Превысил свои полномочия.

— Понимаю. Спасибо вам большое. До свидания,— представительница Ленконцерта повесила трубку в самом радужном настроении.

«Семь бед — один ответ,— подумал капитан.— Семеновский сам виноват: сказал бы дамочке все что положено в таких случаях».

Чем больше сведений получал капитан в ходе расследования, тем сложнее выглядело дело. Открывались все новые и новые обстоятельства, а движения вперед не было. Сплошные вопросы без ответов.