Лариса Соболева - Жизнь и смерть в ее руках

Князев, забросив локоть на спинку сиденья, повернулся к Малике:

– Чего нос повесила?

– Пока вас не было, меня шантажировали.

Тут и Бомбей повернулся:

– Кто?! Чем?!

– Кто – не знаю. Ему примерно лет сорок, может, меньше, черноволосый, неопрятный, полноватый. Показал фотографии. Он снял меня, когда я в тебя стреляла, Паша. И второй снимок есть, когда стреляла по парку. Он просил за пленку и фотографии пятнадцать тысяч долларов. Иначе снимки попадут в прессу.

– Маловато запросил, – буркнул Князев, нахмурившись.

– По потребностям, – хмыкнул Бомбей. – Чемергес, а ты где был, когда этот хмырь пристал к Монтане?

– Я отпустила его за мороженым, – поспешила выручить его Маля.

– За чем?.. – набычился Бомбей. – Жрет и жрет свое мороженое, и ангины не бывает, а пользы от него никакой. Он тебя разорит, Князев. Монтана, когда шантажист требует отдать деньги?

– Сегодня. В «Копейке» на набережной. Говорит, я там его не застрелю, потому что народу много.

– Ну, так встретимся, – ухмыльнулся Бомбей, взметнув вверх кулак. – Я ему покажу… шантаж.

– Он предупредил, что знает всех, кто живет в доме Князева, и я должна прийти одна. Надо что-то придумать и забрать снимки с пленкой. Мне не хочется попасть на страницы газет. Паша, почему ты молчишь?

– Думаю. Откуда он знал, где, что и когда снимать?

– Понятия не имею, – сказала Маля.

– А он снимал, – поднял указательный палец Князев и далее говорил вслух, но в общем-то рассуждал сам с собой: – Теперь он грозит отдать снимки в газету, но за них много не дадут, у нас не Запад… Сообразив это, он решил напрямую поговорить с тобой… Почему он нас выслеживал?

– Может, он имеет отношение к газете? – предположила Малика. – Помнишь те снимки? Когда мы с тобой были на балконе, помнишь?

– Еще бы не помнить! – фыркнул Князев. – Скорей всего, он один из тех, кто подлавливал меня. А если это и есть П. Ржевский?

– Тетриса он не знает, – вдруг сказал Бомбей, повернувшись к Малике и Князеву. – Тетрис лежал в больнице, мы перевезли его ночью, он ни разу из дома не выходил, торчал за компьютером без свежего воздуха.

– Ну и что? – пожала плечами Маля. – Набережная вечером кишит как улей, там полно милиции. Да и мы не знаем, что он придумал на тот случай, если я вздумаю его обыграть.

– Монтана, не трепещи, – отмахнулся Бомбей. – На хитрую лисичку всегда найдется свой капкан. У меня одна мыслишка появилась, прошу выслушать ее…

Атмосфера в пустом здании дышала холодом. Урванцева сначала посетила комнату-склад, по мере возможности обошла ее, переступая через препятствия. Потом туда-сюда мерила шагами коридор на втором этаже, что-то считая в уме. Изредка она уточняла у Клима, кто в каком кабинете обитает, задавала другие вопросы, которые, казалось ему, не имеют никакого смысла. Закончили в приемной, где Елена Петровна опустилась в кресло, некоторое время она сидела, думая. Клим не мешал ей, приготовил кофе. Вдруг Урванцева ринулась к двери, открыла ее, осмотрела коридор и так простояла минут пять.

– В общем-то мне понятно, кто убил Ермакова, – наконец сказала она.

– Кто? – живо спросил Клим.

– Не спешите, всему свое время. Помимо моих умозаключений, надо получить признание, потому что на убийцу у нас ничего нет. Он сам должен сознаться, я подумаю, как его раскрутить. Пойдемте, Клим?

Он сдал ключи вахтеру.

Чупаха и Захарчук отвели в сторонку двух стюардесс.

– Нам нужны сведения о пассажире, – начал Чупаха, – летевшем бизнес-классом в Хургаду двадцать шестого сентября. Место восемь «А».

– Как он выглядел? – спросила блондинка.

– Крупного телосложения, упитанный, – перечислял Чупаха. – Возраст… от тридцати пяти до сорока, рыжий… светло-рыжий. У него рыжие брови, ресницы, волосы… короче, он бросается в глаза.

– Такого пассажира на том рейсе не было, – сказала вторая стюардесса.

– Вы точно помните?

– Я помню точно, потому что разносила обед и напитки. В тот раз бизнес-классом летело мало пассажиров, и места в восьмом ряду были все свободны.

– А не мог он сесть на другое место? – пришла идея Захарчуку.

– Но светло-рыжих или рыжих пассажиров, которые бросались бы в глаза, вообще не было. Я имею в виду мужчин.

Чупаха отпустил девушек, позвонил Урванцевой:

– Лена, он зарегистрировался, но не улетел. У него имеется и обратный билет. Зачем ему обратный билет, если он никуда не улетел?

– Полагаю, у него есть что-то на уме. Как же он вернется, если находится здесь?