Галина Романова - Заговор обреченных

– А-а-а, поняла, – кивнула женщина. – Она когда зашла в мастерскую, Женя только ко входу подходил. Ему коробку надо было забрать с заказом на детский интернат. Он в нее…

– Уже расфасовал товар. Я понял.

– Да. Еще за день до этого. Вадим никогда не проверял коробки, готовые к отправке. Так вот Женя подходит к мастерской, а девушка оттуда выбегает с бешеными глазами. Так он сказал. – Она жалко улыбнулась. – Он еле успел спрятаться в кустах. Она села в машину и не уезжает. Он вошел в мастерскую, а там… а там Вадим мертвый. Он перепугался. Подумал, что его убили из-за Жениного товара. А потом смотрит, нет. Товар на месте. Он коробку схватил, и деру. В машину ее спрятал. Вернулся, выглянул из-за угла. Девушка все в машине сидит. И по телефону разговаривает. Он понял, что полицию ждет. И уехал.

– Откуда в квартире его подельника столько работ Тарасова?

– Женя сразу все мелкие работы вывез. Как обнаружилось, что дом теперь мой и земля, так и вывез. Нинка пыталась оспорить, орала, ногами топала. Все бесполезно. Я ей бумаги показала. Она и заткнулась.

– Нинка – это?..

– Бывшая жена Вадима.

У Нины Тарасовой было алиби. И интереса убивать своего бывшего мужа у нее не было. Ее очень тщательно проверяли. Очень!

– Так что же, гражданка Шапкина, получается, что ни у кого, кроме вас и вашего сына, не было мотива убивать Тарасова. Как узнали вы, что он дом на вас оформил с землей, так и…

– Да что вы такое говорите, товарищ капитан! Женщина вскочила с места. Длинное мешковатое пальто распахнулось, под ним невзрачное серое платье, цветной шейный платок. Она шагнула от его стола, сунула руки в карманы.

– Говорю же вам, я не знала! Спросите у нотариуса. Вадим по старинке оформил дополнительно еще и через него, не только через госреестр. Так вот он просил его держать сделку в тайне. В тайне! Спросите его!

– Спросим, – пообещал Вихров.

И тут же поскучнел. Если дело было так, а оно наверняка так и было, то мотива у нее точно не было.

– Но вы могли как-то еще узнать, – неуверенно проговорил он. – Вы или ваш сын. И поторопились, чтобы поскорее завладеть добром. Сколько времени-то прошло с момента оформления сделки до момента смерти Тарасова? Неделя?

– Неделя. Но мы не знали. – Она твердо поджала губы, запахнула пальто и снова села на стул. – И не убивали Вадима. Более того… Я всегда была немножко к нему неравнодушна. Всегда его немного опекала. Не как женщина, как мать. Как сестра. Неухоженный он был. Денег было много, а он себе даже штанов приличных не покупал. Считал это лишним. Говорил, что его делу это помочь не может. Хорошим он был. Очень! Не было нужды его убивать. Ни мне, ни Женьке.

– А его?

И Вихров выложил перед ней фотографию Петра Нестерова.

– Его за что могли убить?

Она сначала лишь скользнула по фото взглядом. А потом неожиданно заинтересовалась. Взяла его в руки. И вдруг говорит:

– А ведь я его видела.

– Видели? Когда?

– Точно видела. В мастерской. Незадолго до смерти Вадика.

– Что он там делал?

Вихров смотрел на женщину почти ненавидяще. Он же показывал ей уже это фото. Точно показывал. В самом начале следственных действий. Она едва взглянула и головой покачала. Не знаю, мол, не видела. И вдруг, мать ее, вспомнила!

– Вадик, кажется, что-то делал ему на заказ. Но точно не могу сказать. Оформлено по документам не было. Просто… Сейчас, погодите, вспомню.

Она сделала губы трубочкой. Долго молчала, сверля взглядом пустой угол в противоположной от Вихрова стороне. Потом встрепенулась.

– Точно. Вадим что-то делал ему. Я еще зашла тогда с бумагами на подпись, он отложил это в сторону. Посетовал, что клиент сейчас приедет, а работа не готова. Потом этот дядька явился часа через полтора. Может, другое время, уже не помню.

– Он забрал заказ?

– Нет.

– Почему?

– Он явился не вовремя. У Вадика был какой-то посетитель. И они страшно ругались.

– На предмет?

– Ой, я не знаю! Я не слушала, – недовольно сморщилась Татьяна Шапкина. – Я как раз в пенсионный фонд собиралась. Выхожу из своего кабинета. А тут дверь Вадима распахивается, этот товарищ оттуда выскакивает с округлившимися глазами. Мимо меня чуть не бегом на выход. А из кабинета Вадима маты-перематы. Кто там был у него, не знаю. Но угрозы сыпались. И этот вот дядечка, – Татьяна потыкала в портрет Петра Нестерова пальцем, – попал под раздачу, как бы мой Женя сказал. Дверь тут же в кабинет Вадима закрылась, и стало тихо.

– Угрожали-то за что?