Лин Гамильтон - Воин мочика

Я заставила себя зайти в кладовую. На полу комнаты белели сделанные мелом очертания лежащего тела.

— В кабинете вроде бы ничего не пропало, — сообщила я Льюису и обвела взглядом кладовую. — А он сгорел заживо?

Голос у меня дрожал. Сгореть заживо — какая ужасная смерть!

— Задушен. Проволокой. Врезалась в шею. Потом подожгли и заперли дверь. Кто-то очень уж старался, чтобы он умер. — Льюис немного помолчал и добавил. — Заперто вашими ключами. Торчали в двери кладовой. Напрасная предосторожность. Все равно он был уже мертв. — Не успела я отреагировать на это косвенное обвинение, как он закончил: — Продолжайте осмотр.

Я в ужасе повиновалась. Ящичек с драгоценностями на столе стоял нараспашку, содержимое перетряхнуто и перемешано. Там хранилось несколько довольно дорогих вещиц, но, насколько я могла судить, вроде бы ничего не пропало.

Я совсем уж ничего не понимала. Мне-то думалось, Ящер охотился за нефритовым пузырьком — ведь в той коробке с аукциона больше и не было ничего ценного. Но флакончик ночных грабителей не заинтересовал. Что же тогда? Исходя из предположения, что на аукционе Ящер не смог заполучить чего-то, очень ему нужного, я вернулась в выставочную комнату и стала перебирать в памяти содержимое коробки.

Ваза! Пропала та красивая реплика перуанской вазы доколумбового периода со змеей и странными фигурами. Я почти час обыскивала все кругом на случай, если Алекс накануне переставил ее в какое-то другое место, но она так и не обнаружилась. Зато и ничего больше не пропало.

Я боялась сообщать Льюису, что недостает всего лишь одной странной перуанской вазы. Если это не ограбление, сержант немедленно переключится на какую-нибудь другую теорию, наверняка самую что ни на есть неблагоприятную для нас с Алексом. Однако вспомнив все обещания, что я дала ночью сама себе, я решила все-таки рассказать. Тем более если сделать это правильно, возможно, он нападет на верный след, а нас с Алексом оставит в покое.

— Я обнаружила только одну пропавшую вещь, — сообщила я сержанту. — Это ваза, примерно шести с половиной дюймов в высоту, репродукция доколумбовой перуанской керамики. Очень красивая. Я купила ее в партии всяких мелочей на аукционе у «Молсворта и Кокса» пару недель тому назад.

Ну вот, про аукцион рассказала! Может, теперь он сумеет углядеть связь.

Но нет.

— Подделка? Проверьте еще раз, — отрезал он. — Трудно представить, чтобы кто-то взял фальшивый перуанский горшок, а деньги и драгоценности даже не тронул. Разве что, конечно, дело не в воровстве.

Это была самая длинная фраза, какую я слышала из его уст — и содержавшийся в ней намек мне очень не понравился. Еще больше, чем когда сержант высказал его впервые.

Примерно через час поисков Льюис наконец позволил мне уйти. Констебль Чу отвезла меня домой и сказала, что надо будет еще заглянуть в полицейское отделение и подписать показания.

Дом показался мне очень тихим и пустым. Я проверила автоответчик. Мойра по-матерински напомнила мне вовремя принимать лекарства и не забывать про еду. Сара позвонила из телефонной кабинки на краю Алгонквинского парка, чтобы сообщить, что задерживается еще надень. Она извинялась, что звонит мне домой, а не в магазин, но туда она просто не смогла дозвониться. «То ли с телефоном что-то случилось, толи я неправильно набираю номер», — сказала она. «С телефоном и впрямь что-то случилось», — подумала я. Вырван из розетки, обгорел и разбит вдребезги. Я отнюдь не радовалась, что очень скоро мне придется рассказать Саре о произошедшем. Еще на автоответчике оказалось сообщение от моего друга и коллеги, Сэма Фельдмана, со всякими сочувствиями. От Роба — ни слова.

И тут до меня дошло, что я точно так же не слышала ни слова от множества других моих друзей и коллег. Наверное, в сложившихся обстоятельствах нельзя было их винить. Возможно, они всего-навсего хотели дать мне возможность оправиться от шока. Но я была более чем уверена, что дело в другом. Эти люди, которых я считала друзьями, сейчас на полном серьезе обдумывали, не я ли сама подожгла магазин. Газеты, во всяком случае, высказывались на этот счет вполне определенно.

Будущее представлялось мне в самом мрачном свете. Чего доброго, если вся эта история не прояснится в ближайшее время, знакомые при встрече со мной начнут поспешно переходить на другую сторону улицы, чтобы не здороваться. Я понимала, что если останусь дома, то впаду в полное уныние, а потому решила куда-нибудь выйти и развеяться. Мойра и так уже много со мной возилась, не стоит надоедать ей еще, но вот Сэм Фельдман сам позвонил, так что вполне можно нанести ему визит.