Астматически хрипя, Гарри в изумлении покачивал головой.
— Не, не пойму, как он это сделал, — пробормотал он наконец.
— Кто, Келли?
— Не, не Келли, Джо. Не пойму, и все тут.
— Я ведь тебе объяснил, — сказал Крамнэгел, уже теряя терпение.
— Ну да, объяснил. Я потому и говорю, что не пойму. Бомбу-то ведь сделать надо, нет? Ее ж у «Хэрродса» [22] Крупнейший лондонский универмаг.
не закажешь. Потом эти бутылки с горючей смесью…
— Не проблема. Я тебе за час такую бомбу смастерю, что живо тюремную стену продырявит.
— Отчего же до сих пор не смастерил?
— Чокнулся ты, что ли? Где же я здесь материал возьму?
— А что для бомбы надо?
— Сейчас расскажу…
И Крамнэгел начал перечислять на пальцах ингредиенты и чертить прутиком на земле схему. Гарри впитывал в себя премудрость как ребенок, которого учат азбуке. Перед ним раскрывался мир безбрежных возможностей.
Два дня спустя Гарри выходил на свободу. Прощание было дружеским и трогательным — печальный и в то же время возвышающий дух момент. Со слезами на глазах протянул Гарри руку своему наставнику. При виде его слез у Крамнэгела перехватило горло и невольно задрожали губы.
— Ты знаешь, дружище, мне даже уходить отсюда не хочется, — пробормотал Гарри.
— Иди, дружище, иди и покажи им там… И за меня покажи… за Большого Барта.
И надзиратель повел старика навстречу немилой его сердцу свободе.
Для Крамнэгела освобождение Гарри оказалось катастрофой. До ухода Гарри он не отдавал себе отчета в том, до какой степени тот стал ему необходим — как в роли дружелюбного, пусть и не совсем нормального слушателя, так и в роли исповедника, которому можно излить душу. С его уходом вокруг Крамнэгела воцарилась тишина и навалилось то ужасное состояние, которое мучило в первую тюремную ночь, он снова увидел вокруг себя заключенных и обнаружил, что за неимением других занятий изучил всю обстановку своей камеры до тошнотворных подробностей. Об апелляции не поступало никаких новостей, письма от Эди приходили все реже и становились все короче, а улыбка священника — все наглее.
Затем, шесть дней спустя, около семи часов утра сильнейший взрыв потряс Найтсбридж, [23] Крупнейший лондонский универмаг.
и весь эдвардианский фасад здания банка «Манчестер коттон» с его карнизами, горгульями, бойницами, башенками и прочими финтифлюшками обрушился на мостовую, полностью перекрыв движение. Прохожих в этот час, к счастью, не оказалось, на месте происшествия нашли лишь старика водопроводчика со сморщенным лицом, выхаркивавшего в клубах пыли легкие. Сначала полиция приняла Гарри за невинно пострадавшего человека, случайно оказавшегося на месте катастрофы, но у одного из констеблей вызвали подозрения три канистры, висевшие на обмотанной вокруг талии старика веревке.
— Зачем они вам? — спросил констебль, но Гарри все еще бился в тисках сильнейшего кашля и членораздельно ответить не мог.
— Как по-твоему, Билл, что это у него такое? — спросил констебль у коллеги и услышал в ответ:
— На мой взгляд, канистры с горючей смесью. — После чего полицейские переглянулись, затем пристально посмотрели на старика и все поняли.
В участке Гарри быстро опознали, поэтому разрешили присесть, и теперь он сидел, завернувшись в одеяла, потягивая сладкий горячий чай, и отвечал на вопросы примчавшегося из Скотленд-Ярда Пьютри, решившего, что акт столь невероятного вандализма обязательно должен иметь либо политическую, либо расовую подоплеку, ибо чем же еще объяснить его размах, неистовство и явное отсутствие профессионализма в исполнении?
— Но почему вы взялись именно за «Манчестер коттон», Гарри? Почему? Вы, случайно, не спутали его с каким-нибудь другим зданием?
— Спутал? Как бы не так, — сплюнул Гарри. — Я знал, что делал.
Пьютри переменил тон: — Вы работали без помощников, старина?
— Я всегда работаю только один.
— Что так оно всегда и было, я знаю, но человек ваших лет не станет, черт возьми, обрушивать фасад банка просто так — ни с того ни с сего. Кто еще работал с вами, Гарри?
— Никто! — сверкнул глазами Гарри.
— Тогда скажите, сколько вам заплатили? И кто?
— Я сам собирался себе заплатить тем, что оттуда вынесу.
Пьютри поднялся со стула.
— Не заставляйте меня тратить зря время, Гарри. Я человек занятой.
— Я тоже был занятой, пока меня не сволокли сюда.
Сыщик наклонился к Гарри, придвинул лицо к самому его носу и испробовал очень мягкий, очень деликатный подход: — Здесь замешана политика?
Читать дальше