Стивен Кунтс - Операция 'Минотавр'

О женщины! За то, что ложишься с ними в постель, приходится, увы, расплачиваться.

- Рита говорит, вам предстоят очень серьезные изменения в жизни.

Старуха кивнула. Губа у нее по-прежнему была закушена. Тут Бабун забыл о Рите и представил собственную мать, какой та будет через несколько лет.

- Вам нелегко, - искренне вымолвил он.

- Вся моя жизнь - в саде, где я сажаю розы, и тюльпаны, и разные цветы. Я вожусь в доме, а потом выхожу в сад и смотрю, как они растут. Я не готова расстаться с ними.

- Понимаю.

- У меня уже все высажено. Тюльпанам уже месяц. Этой весной они так хорошо принялись.

- Не думаю, чтобы кому-то из нас хотелось расстаться с тем, что он любит.

- И я не думаю. Но я надеялась, что меня это минует. Мой муж... он умер пятнадцать лет назад от инфаркта, когда играл в гольф. Он так любил гольф. Я надеялась, что в один прекрасный день у себя в саду я... - Она закрыла глаза.

Когда миссис Дуглас открыла их, Бабун спросил, что у нее за сад.

Небольшой, узнал он. Даже очень маленький. Но ей достаточно. Один из самых главных уроков жизни - знать, что достаточно, а что уже лишнее. Надо понимать, что значит достаточно.

- Но, - вздохнула миссис Дуглас, - размер этого "достаточно" меняется с возрастом. Для ребенка достаточно одного, для взрослого другого, а в моем возрасте совсем иное представление о достаточности. Думаю, когда стареешь, жизнь становится проще, остается только самое важное.

- Интересно, - пробормотал Бабун Таркингтон в совершенной растерянности. Он рассерженно сверкнул глазами в сторону Риты. - Вы, наверное, много молитесь?

- Нет. Это все равно, что просить подаяние. Те, кто истово молится, хотят того, что никогда не получат, просто не в состоянии получить. Вроде мира на земле, или обращения всех грешников, или излечения всех болезней. А чтобы доказать, что они действительно хотят того, что получить нельзя, они падают ниц и бьют челом.

- Во всяком случае, они искренне это делают, - заметила Рита.

- А нищие всегда искренни, - парировала миссис Дуглас. - Это их единственная добродетель.

Бабун усмехнулся. Оказывается, миссис Дуглас цинична, как и он, и это ему очень понравилось. Может быть, разница в возрасте не имеет такого уж значения.

Позже он задал еще один вопрос:

- Как, по-вашему, выглядит рая? - Это сад. С розами и всевозможными цветами. Мой рай, по крайней мере, таков. Каким будет ваш, не знаю. - Миссис Дуглас уставила на него палец, не поднимая руку с кровати. - Вы оба слишком молоды, чтобы тратить время на утешение старухи. Когда вы поженитесь?

Бабун рассмеялся и встал.

- Это вы ей скажите, миссис Дуглас. Она категорически отказывается стать порядочной женщиной. - Он попрощался, и Рига вышла-с ним в коридор.

- Спасибо. Это оказалось вовсе не так трудно, правда? - Она сложила руки на груди.

- Держись, Рита. Если тебя выпустят вечером или завтра, позвони мне в общежитие. Я или капитан Графтон заберем тебя и привезем во что одеться.

Она кивнула:

- Приезжай ты, если сможешь.

- Конечно. - Он помолчал. - Чего ты хочешь от жизни, Рита? Что, по-твоему, достаточно?

Она покачала головой. Он подмигнул ей и ушел.

Глава 16

В эпоху, когда рост среднего американского мужчины составляет около ста восьмидесяти пяти сантиметров, у министра обороны Ройса Каплинджера он едва доходил до ста шестидесяти восьми с учетом специально сшитых туфель на пятисантиметровых каблуках. Вполне понятно, что героем и образцом для подражания ему служил Дуглас Макартур, биографию которого он написал десять лет назад. Критики высмеяли эту книгу, а публика, утомленная вьетнамской войной, ее просто игнорировала. Каплинджер, утверждал один умник, стал бы таким же святым, как сам Макартур, будь в этой книге хоть половина правды.

Насколько болезненно перенес Каплинджер эту неудачу, знали, видимо, только близкие. Миру было позволено видеть лишь жестокую эффективность и отточенный интеллект, сделавшие его миллионером к тридцати годам и президентом одной из двадцати ведущих военно-промышленных фирм страны в сорок два. Теперь, обладая более чем стомиллионным состоянием, он истово верил в себя; в мире эгоистичных титанов, в котором он вращался, Каплинджер казался себе гигантом, и, к его счастью, так же считали и другие.

Жесткий и грубый, Каплинджер ничего не забывал и никому не прощал. Никто ни разу не заподозрил его в наличии чувства юмора. Он выиграл больше боев, чем проиграл, потому что бывал прав, ужасающе прав, как охотно признавали многочисленные враги. Уже много лет подчиненные называли его "людоедом"; поговаривали, что он обожает вкус сырого мяса.