Александр Устинов - NEXT. Следующий. Книга 1. Отец — это звучит гордо

— Я вот все думаю… — тихо произнес Лавр, но Федечка не дал ему закончить начатой фразы.

— Это уже прогресс, — с усмешкой вклинился он, но тут же поинтересовался: — И о чем мысли?

Отец и сын находились на территории больницы. Федор Павлович вот уже в течение целой недели имел возможность передвигаться по усыпанному цветами саду в кресле-каталке. Врачи смело прогнозировали его скорейшее выздоровление. Розгин все это время находился рядом, лишь изредка отлучаясь из больницы, сменяемый теткой или Александром Мошкиным, у которых за это время успели завязаться весьма теплые взаимоотношения. Юноша без всяких дополнительных просьб со стороны своего раненого отца успел избавиться от своей косматой шевелюры с многочисленными тугими косичками и в настоящий момент был практически лысый. Короткий ежик волос прикрывал гладкий череп всего на каких-то полсантиметра.

— О вихревом генераторе, — признался Федор Павлович, не поворачивая головы к толкавшему сзади кресло-каталку юноше. — Помнишь, ты говорил? Если он такой элементарный — моторчик, трубы, — откуда ж в нем берется сто семьдесят процентов КПД?

— Точно не знаю. — Розгин пожал плечами. — А у мужика денег нет на исследования. Могу лишь предположить… Молекулы воды соприкасаются с космическим вакуумом.

— С космическим вакуумом? — заинтересованно переспросил Лавр.

— Ага.

— И от этого тепло?

— Жарко, — честно поведал Федечка.

— Удивительное дело, — поджал губы Лавриков. — В обычной трубе вдруг космос возникает…

— Так! — Федечка остановил кресло и обошел его по периметру. Проникновенно заглянул в отцовские глаза. — Много думать вредно. Действовать пора. Вставай.

— Я палку забыл, — попытался улизнуть от изнуряющего организм процесса Лавр.

Вот уже пару дней Федечка настойчиво требовал от отца передвижения на своих двоих. Врачи советовали разрабатывать конечности и считали это неотъемлемой частью выздоровительного процесса. А бывший криминальный авторитет столь же старательно филонил и избегал этого мероприятия. Ему куда приятнее было осознавать, что по цветочным аллеям его катает родной сын. Однако в вопросах здоровья Федечка оказался на поверку еще большим тираном, чем Санчо.

— Ничего, — безапелляционно заявил юноша. — На меня обопрешься. Вставай, вставай, не коси под инвалида! Своими двоими надо учиться.

— Садист, — шутливо пожурил Лавр паренька, но на ноги все же поднялся, по-стариковски кряхтя и охая.

Федечка бережно подхватил его, и Лавриков оперся на плечо сына.

— Давай! — подбодрил его Розгин. — Шаг… Другой… Молодец! Замечательно у нас получается! Еще шаг!.. Следующий…

Продвинувшись всего на метр вперед по аллее, Лавр остановился. Тяжелое дыхание со свистом вырывалось из его легких. Он судорожно сглотнул.

— Все! Не могу больше! — признался Федор Павлович сыну.

— Устал?

— Не… — Некогда могущественный и влиятельный авторитет покачал седой головой. — Стыдно… Ну что ты, в самом деле, будто нанялся нянькой… Костылем!

— Я не нанялся, — открестился от этого предположения Федечка. — Просто… дееспособный ребенок обязан заботиться о недееспособном родителе. По закону.

Брови Лавра недовольно сошлись к переносице. Он чуть повернулся корпусом влево и встретился взглядом с юношей.

— Опять «по закону»? — сердито пробурчал он и непроизвольно мазнул взглядом по коротко стриженной макушке отпрыска. — По какому еще закону?

— По человеческому закону, Лавр! — гордо и с достоинством ответил парень. — По человеческому, понимаешь?.. Такие я признаю…

Секунду подумав, Федор Павлович согласно кивнул. Его рука, обхватившая плечо Розгина, сжалась крепче, и потрескавшиеся губы растянулись в улыбке.

— Ладно. Тогда поживем еще немножко. — Лавриков даже позволил себе распрямиться и вскинуть вверх заостренный подбородок. — По человеческим законам…

— Поживем, куда денешься, — подхватил Федечка.

И они двинулись дальше. Неторопливо, шаг за шагом, к дальнему концу аллеи больничного сада. Кресло-каталка осталась позади, и ни Лавр, ни его сын ни разу не обернулись в ее сторону. Желтые листья падали им под ноги, свидетельствуя о том, что золотая осень, так пылко и страстно любимая Александром Сергеевичем Пушкиным, уже основательно вступила в свои законные права. Сын и отец, обретя друг друга после долгой разлуки, начинали свой новый жизненный виток.

Внимание!