Роберт Уилсон - Кровь слепа

Разглядывая длинные ряды машин, отделенные друг от друга линиями разметки, он поймал себя на том, что ищет во всем происшедшем хоть какой-то смысл. Но вместо этого перед глазами поминутно возникал Якоб — таким, каким он его представлял, возвращаясь на машине из Феса, — на маленьком суденышке в океане, в кромешной тьме, ведомого лишь желанием принести себя в жертву и тем самым вырвать своего сына из рук фанатиков — благородное, достойное человека желание.

Он сел и просидел в сгущающихся сумерках, пока к нему не постучала и не сунулась в дверь Феррера, сказавшая, что машина Эльвиры подана и ждет. Спустившись вниз, он сел на заднее сиденье машины рядом с комиссаром, вручившим ему заявление для прессы и его речь. Прочтя все это, он стал глядеть в окно, где мелькали городские огни и туманные безликие фигуры людей, шедших по своим делам.

Пресс-конференция была многолюдной. Зал ломился от корреспондентов. Такое столпотворение в зале было лишь однажды, когда комиссар Лобо объявил прессе, что Кальдерон был застигнут за попыткой сбросить в Гвадалквивир труп своей жены и теперь отстранен от участия в расследовании севильского взрыва.

Началась долгая и томительная конференция. Каждый имел что сказать, желая погреться в лучах славы и урвать свой кусок от несомненного успеха — Лобо, Эльвира, мэр. Обычно на таких конференциях присутствовал и председатель Совета магистратуры Севильи, но, учитывая открывшиеся обстоятельства, его присутствие было бы неуместным.

Фалькон не очень вписывался в аудиторию — он то и дело озирался по сторонам на лица любопытствующих, моргал от фотовспышек. Наконец очередь дошла и до него. Его речь была последней, а значит, и не столь важной. Он зачитал заготовленный Эльвирой текст, а затем добавил и кое-что от себя:

— Не следует забывать, что все сказанное здесь сейчас есть результат огромных и во многих отношениях бескорыстных усилий людей, остающихся в тени, работающих не напоказ и не для славы, но с полной отдачей и самоотверженностью. Они работают неустанно, постоянно сталкиваясь с опасностью, чтобы обеспечить жизнь и безопасность жителям Севильи, они обезвреживают убийц и бандитов, очищают от них городские улицы, чтобы горожане — мужчины, женщины и дети могли жить без страха и опаски. Я считаю, что пора хоть на этот раз назвать их поименно. Это старший инспектор Хосе Луис Рамирес, младший инспектор Эмилио Перес, детектив Хулио Баэна, детектив Карлос Серрано и детектив Кристина Феррера. Мне хочется поблагодарить их всех.

Он сел на место. Комиссар Эльвира был раздосадован этим отступлением от заготовленного сценария. Послышались одинокие хлопки отдельных слушателей, к ним присоединились и другие, и вдруг весь зал, стоя, разразился аплодисментами невидимым и неслышимым героям. Эльвира улыбнулся и, растаяв, стал принимать эти не совсем заслуженные им похвалы, лесть и поклонение.

Когда все потянулись в личные апартаменты мэра, где подали напитки, Фалькон попросил Эльвиру о короткой аудиенции. Беседа их длилась всего минуты две, после чего они расстались, присоединившись к собравшимся. Позднее должен был состояться ужин, на который, как полагается, пригласили и Фалькона. Однако он вежливо отклонил приглашение. Присутствие на ужине молчаливого и словно не одобрявшего все происходящее инспектора выглядело бы странным, и сам он казался бы там белой вороной.

Фалькон отправился домой. Он принял душ и переоделся. Абдулла отказался поехать с ним на ужин к Консуэло. Ужин задумывался праздничный, а он был в трауре. Фалькон поехал в Санта-Клару, где за ужином собралось все семейство. Сестра Консуэло и ее домашние тоже присутствовали. Семья праздновала благополучное возвращение домой Дарио. Консуэло испекла праздничный пирог, и настроение у всех было праздничное — как на дне рождения. Они ели и пили. Потом гости разошлись, а хозяева удалились в спальни.

Во втором часу ночи Консуэло и Фалькон, обнявшись, лежали под тонкой простыней, скрадывающей очертания их тел.

— Я хочу, чтобы ты переехал ко мне и мы жили вместе, — сказала Консуэло.

— Хорошо, — ответил Фалькон. — Только лучше бы это было не здесь.

— Чем же плохо здесь?

— Ничем. Но вечером я вышел в отставку и больше не являюсь старшим инспектором отдела по расследованию убийств севильской полиции.

— Это твое собственное решение или тебя сняли с должности?

— Нет, я сам сделал этот шаг.

— Шаг серьезный. Когда это ты решил?