— Он помешал мне грабить магазин! — Раймонд почти орал. — Неожиданно вошел, а было темно. Я испугался: оттуда, где я стоял, нельзя было ни убежать, ни сделать что-нибудь еще. И я ударил. Без особой необходимости. — Последние слова он сказал уже обычным тоном.
Ну вот, наконец-то он сделал нечто такое, чего не нужно стыдиться. Дело не в признании. Важнее, что в кои-то веки он высказался. Не проглотил язык, не хранил смущенное молчание.
— Ах… бедняжка…
Этот тон вновь вызвал у Раймонда привычное ощущение, как будто из него выпустили весь воздух. Натали, похоже, просто его жалела.
— Ты ограбил магазин… Понимаю. Ты слышал, как Фред говорил, что оставил там деньги… Ясно… На самом деле — скорее из-за того, что я оскорбила тебя, а не потому, что отказалась дать денег… Но и в них ты сильно нуждался. Вот и взял… А сейчас я провернула нож в ране, ведя себя как полная идиотка и предлагая деньги после всего, что произошло. Еще одно оскорбление… Ты хоть раздобыл что-нибудь существенное? Или даже это пошло наперекосяк?
— Нет, — глухо пробормотал Капитан. — Я взял деньги.
— Сколько?
Таким тоном спрашивают о цене пары чулок. Это привело Раймонда в недоумение. Она что — не поняла?
— Но ведь я сказал тебе, что это я ударил твоего мужа! И если он в больнице, то это моя вина. Я проломил ему голову зубилом.
Из сказки — в реальность. Есть такая ирландская пьеса о молодом человеке, который самодовольно вещает о подобном деянии. «Я завалил отца ударом лопаты», — хвастается он. И Натали сейчас хотелось спросить: «Какой лопаты?»
— Не кричи. Я с первого раза все расслышала. Но я спросила — сколько?
Раймонд почувствовал себя беспомощным, — он совершенно увяз в ее нежелании осознать правду и ничего не мог с этим поделать.
— Семь тысяч. Правда, это лишь половина.
— Половина? А, понимаю, у тебя был помощник. А может, это он ударил Фреда? — С тем же успехом она могла бы говорить о погоде.
Капитан сделал последнюю попытку пробить стену:
— Ты должна пойти в полицию. Я все объясню.
— А при чем тут полиция?
— Но я ведь совершил преступление!
Снова молчание. Им оставалось не более пяти минут ходу до маленькой пристани на полуострове Жьен.
— Ясно, — сказала Натали. — Ты хочешь пойти в полицию и все рассказать. И от этого, несомненно, чувствуешь себя почти героем. Вот будет замечательно, когда полиция узнает о нашей интрижке. И Фреди безумно обрадуется, выяснив, что это из-за моих прихотей он угодил в больницу с проломленным черепом. Без сомнения, он посмеется от души, когда я скажу: «Это мой любовник стукнул и ограбил тебя, дорогой, но не волнуйся, вот деньги — их вернули». — Голос Натали звучал жестко и холодно. — Так вот, страховое агентство все возместит. А теперь заткнись. Я больше не желаю ничего об этом знать. Впредь держи рот на замке — и с полицией, и с другими. Умнее было бы вообще помалкивать — тогда ты получил бы двенадцать тысяч. А так считай украденные деньги подарком от меня или отступными — как заблагорассудится. И не трусь. Ты не дешевый враль, как думала. Ты просто ничтожество. Это все, разговор окончен.
Судно замедлило ход; Раймонд запустил винт в обратную сторону и повернул руль. Натали стояла у борта, держась за поручни. На какое-то мгновение эта поза напомнила ему о дне, проведенном в бухте Пор-Кро.
Судно слегка коснулось деревянного причала. Натали спрыгнула на берег и с вежливо-официальным видом обратилась к Капитану:
— Огромное спасибо, что помогли мне добраться. Это было очень любезно. — Она тотчас повернулась к нему спиной, оглядывая вереницу машин. — Такси! В Тулон, пожалуйста, и гоните как можно быстрее.
Раймонд дал задний ход. Ему нужно было обогнуть мыс и заглянуть в рыбацкую гавань за дизельным топливом.
Корсиканец Жо с типичной для него самоуверенностью стал строить планы, не дожидаясь результатов предприятия. После звонка Доминик он сообразил, что у Раймонда на уме, уложил в чемодан все вещи и перевез их с яхты в Канны. В случае успеха не следовало терять время и рисковать, возвращаясь на яхту. Высадив Раймонда в Жьене, корсиканец поехал обратно в отличном расположении духа.
Семь тысяч франков — неплохой заработок за одну ночь. Возможно, Раймонд оказался не вполне надежным в деле, но он все отлично рассчитал. Корсиканца не особенно радовала мысль о Серва, лежащем с пробитой головой, но, восстанавливая в памяти ход событий, он приходил к выводу, что ни одна мелочь их не выдаст. Даже теннисные туфли выброшены. Значит, можно без опасений оставить Канны. В тот же день оттуда уехало множество других людей, и не слыхавших о каком-то ограблении в Сен-Тропе.
Читать дальше