Евгения Михайлова - Сломанные крылья

– Убийца я золотая.

– Ты грехи свои тут искупаешь по полной программе. Не казни себя больше, чем Уголовный кодекс. А книжку доставим в лучшем виде.

На открытке Ирина написала: «Антону в день пятилетия. Его знакомая Ирина».

На следующий день курьер привез большой конверт и вручил Ирине. Она открыла его дрожащими руками. На большом белом листке было написано огромными печатными буквами: «Спосиба». А внизу приписка тонким, правильным почерком: «Малыш никогда не видел такой красивой книги, Ирина. Сначала он просто ею любовался, потом просил меня читать сказки до поздней ночи. Это самый лучший подарок на день рождения. Я помню о тебе каждый день. И когда ты плачешь, знай: из твоих глаз текут и мои слезы. Оля».

В этот день Ирину по распоряжению начальника колонии не водили на работу. Она пролежала до следующего утра лицом к стене, не закрывая глаз, разглядывала свою жизнь.

– От черти! Как с жиру бесятся! – Толян по кличке Мокрый разглядывал снимок в глянцевом журнале, который выпросил у контролера. – Не, Резаный, ты глянь! Мы на нарах, а они на своих островах.

Виктор, изменившийся почти до неузнаваемости, с почерневшим лицом, изуродованной шеей, безразлично взял журнал. Посмотрел, быстро встал и подошел к наиболее освещаемому месту. Сомнений быть не могло. Это Оля светится, как ангел, и, улыбаясь, смотрит на такого же прекрасного, как она, малыша. Ребенок хохочет, запрокинув голову, сидя на коленях у холеного борова. За ними стоит радостный амбал. И подпись: «Известный бизнесмен Григорий Волков отмечает день рождения внука на собственном живописном острове. В следующем номере мы опубликуем подробный репортаж об этом событии и эксклюзивные снимки, права на которые Григорий Волков предоставил лишь нашему изданию».

– Оставь мне это, – сказал Виктор Мокрому. – Я почитаю.

– Зацепило! – довольно отреагировал Толян. – Теперь я понял, о чем ты все время мечтаешь. Был бы умнее, не бабу бы воровал, а банк брал. А там и бабы, и внуки, как грибы, сами бы появились.

Виктор лег на свои нары, повернулся к Толяну спиной и стал разглядывать снимок. Он не выпустил журнал даже тогда, когда погас свет. Утром сходил в библиотеку и попросил ручку и бумагу. Долго думал, морща лоб. Потом стал писать, стараясь как можно больше коверкать почерк: «Здравствуйте, Ольга. Пишет вам заключенный зоны строгого режима Толян Мокрый. Вы меня не знаете. Написать вам просил мой кореш по зоне Виктор Смирнов. Кликуха – Резаный. Помер он сегодня ночью. Перед смертью просил вам дать это сообщение, адрес сказал. Чахотка у него, одним словом, была. Он еще сказал, чтоб вы своего сыночка этим известием не беспокоили. Пусть думает – вроде не было никакого Резаного. Вам привет просил передать и прощание навеки».

Начальник зоны прочитал и уставился на Виктора:

– Что за самодеятельность ты устраиваешь? Как я могу разрешить ложное письмо отправить? Кто такая Ольга?

– Ну, кто…

– А, та, которую ты в погребе держал? Понятно. И что ж тебя так разобрало, что ты мертвым решил прикинуться? Честно сказать, от тебя всего можно ждать. Побег можешь устроить, письмо вот послать. Только бедная женщина успокоилась, а ты…

– Я прошу, отправьте. Боится она за сына. И правильно делает. Только я живым отсюда не выйду. Мне столько еще сидеть, что я найду возможность взять да помереть. У меня на самом деле туберкулез. Можете у врача спросить.

– То есть совесть заговорила?

– Нет у меня никакой совести. Маньяк, он и есть маньяк. Просто надоело. Приговор себе вынес и хочу, чтобы Ольга жила без страха, чтоб за ребенком ее тень зэка не ходила.

– Ребенок-то твой?

– Ее.

– Черт… – задумался начальник. – Вроде бездушная ты сволочь, а меня разжалобил. А я вашего брата насквозь вижу.

– Это дело нехитрое – видеть нас насквозь. Не люди.

– Ладно. Иди. Я отправлю. Но смотри у меня!

– Я смотрю, как кровью харкаю каждый день.

– Попроси лекарство.

– Обязательно.

Оля, получив странное письмо, долго изучала каждое слово, подпись начальника зоны. Потом разорвала листок на мелкие кусочки и почему-то не решилась выбросить в мусор. Приоткрыла окно на кухне и развеяла по ветру.

– Я все поняла, Виктор, – прошептала она. – Спасибо.