Фернандо Льобера - Девятый круг

— Не все ли равно?

«Я не позволю загнать себя в ловушку», — подумал он. Он потянулся налево и завладел несессером из коричневой кожи. Беатрис взвела курок.

— Не двигайся! — приказала она.

Не обращая на нее внимания, врач запустил руку в дорожный футляр.

— Тебе это не удастся, Монтанья.

«Сохраняй спокойствие, — убеждала она себя. — Держись уверенно».

Казалось, мужчина не слышал ни слова, хотя не сводил с младшего инспектора глаз, бессмысленных и широко распахнутых. Он выхватил из несессера шприц и зубами сорвал защитный колпачок с иглы.

— Монтанья, какого черта ты делаешь? Если ты приблизишься ко мне хоть на шаг с этой штукой в руках, я тебя пристрелю.

Беатрис быстро прикинула, что делать, если врач набросится на нее, и поняла — придется стрелять, другого выхода не было. Беатрис знала приемы рукопашного боя, но этот мужчина был силен как бык, и с ним ей не справиться.

— Вы меня не поймаете, — едва слышно прошелестел он. Он уронил голову на грудь, и только тогда Беатрис сообразила, что сейчас произойдет.

— Нет! — вырвалось у нее, но было слишком поздно.

Монтанья ожесточенно воткнул иглу в правое предплечье и надавил на поршень, вогнав в тело все содержимое шприца. И рухнул замертво.

— Пабло! — завопила Беатрис и бочком подступила к лежавшему на полу человеку. Заткнув пистолет за пояс джинсов сзади, она упала на колени рядом ним и взяла его голову обеими руками, поправила, положив прямо, и попыталась приподнять ему веки. Тело врача забилось в жестоких конвульсиях, и изо рта вытек ручеек пены. Когда напарник показался в дверях комнаты, Беатрис сыпала проклятиями.

— Кто он? Отвечай! — кричала она в лицо Монтаньи.

С силой залепив ему пощечину, она опять заорала:

— Трус проклятый, кто велел тебе просматривать эти файлы?

Беатрис несколько раз встряхнула его и стукнула головой о стойку умывальника, но Монтанья, закатив глаза, больше не подавал признаков жизни. Она во весь голос повторяла свой вопрос снова и снова, пригнувшись вплотную к лицу доктора, пока Пабло не схватил ее за плечи.

— Он тебе уже ничего не скажет, — пробормотал он.

15 апреля, понедельник

Два выходных дня и понедельник Себаштиану провел в Лондоне. Самолет компании «Бритиш эйрвейс» приземлился в десять тридцать вечера в пятницу, за день до того, когда Монтанья расстался с жизнью. Португалец отделился от основного потока пассажиров, которые приготовились, выстроившись вдоль ленты транспортера и вооружившись терпением, получать багаж: ожидание, как обычно, могло продлиться бесконечно долго. Себаштиану избежал этой участи, так как его вещи спокойно лежали в лондонской квартире и вся кладь состояла из небольшой дорожной сумки и портативного компьютера. Если он намерен пожить в Мадриде какое-то время, помимо прочего, ему придется взять с собой чемодан.

Себаштиану предпочел добираться домой на метро: скоростной поезд по прямой ветке быстро доставит его из аэропорта в Вест-Энд. Поездка на такси стоила бы ему около часа времени и небольшого состояния. Профессор оказался среди сотен людей, возвращавшихся из разных мест в город после недели напряженной рабочей недели. Мужчины и женщины в темных деловых костюмах, сжимавшие в руках папки и портфели, возвращались к домашнему очагу. «К домашнему очагу», — повторил про себя Себаштиану. Где же он, его очаг?

Светлокожие британцы, индийцы, пакистанцы, африканцы, выходцы с Востока… Пестрая палитра оттенков кожи и рас, варившихся в одном котле, являлась отражением космополитичной культуры Лондона; ни в одном другом европейском городе «единство человеческого рода» не проявляется столь наглядно. Себаштиану подумал, что в этом смысле жизнь в Мадриде устроена намного проще: ей не хватало колорита, разнообразия, выбора.

Себаштиану купил в автоматической кассе билет и вышел на платформу. Во время перелета из Мадрида он, стараясь расслабиться, думал о Беатрис и ее неотразимой чувственности, а также о Морантесе, превратившемся в волка-одиночку после смерти жены и объявившем личный крестовый поход против зла и насилия. Он размышлял о старых эрудитах, друзьях отца, членах ученого общества, помимо воли оказавшихся вовлеченными в игру. И о Каине.

Во всех преступлениях присутствовала одна общая деталь, являвшаяся тем камнем преткновения, о который он постоянно спотыкался в своих рассуждениях; эту деталь невозможно было истолковать как случайное совпадение, и она не давала ему покоя, словно осколок стекла, засевший в подсознании. Именно она занимала его мысли, когда он садился в поезд, пристраивал сумку с ноутбуком под сиденьем и располагался сам. Ему предстояло ехать меньше двадцати минут.