Нил Олсон - Икона

— Твоего крестного допросили?

— Нет. Он в Греции. Внезапно заболел сразу после приезда туда.

— Похоже, ты не очень этому веришь.

— Он действительно болен чем-то, но он ловкач, мой крестный.

— Ты думаешь, это он стоит за ограблением?

— Я не хочу так думать, но это вполне возможно.

— И он потратил почти миллион долларов на то, чтобы украсть икону у самого себя?

— У церкви, которой он должен был передать ее согласно условиям договора. Тебе предлагали цену, почти вдвое большую. Используя церковь, он сбил ее до уровня, который его устраивал, и отсек других покупателей. Но это лишь теория. Я все еще надеюсь, что я не прав. У него могли быть и другие причины.

— А почему ты не рассказал мне о нем с самого начала?

— Потому что в самом начале он не имел к этому никакого отношения. Или имел, но я… Когда мне дали задание в музее, я не знал о том, что он как-то связан с этим, — только то, что он знаком с Уоллесом. Ты тоже об этом знала, — многозначительно напомнил Мэтью. — Потом, позже, он упомянул, что к нему обратились представители церкви, упомянул вскользь, словно не придавал этому никакого значения. Мне уже тогда следовало с тобой поговорить. Он попросил меня не делать этого. Он мотивировал это тем, что знаешь ты об этом или не знаешь, не имеет никакого значения, что это лишь вызовет у тебя подозрения.

— А у тебя это не вызвало подозрений?

— Там были и другие моменты. Не хочу тебя сейчас грузить. Я с самого начала вел себя глупо. Мне очень жаль, Ана. Я искренне считал, что икона должна быть возвращена в Грецию.

— А если бы я решила продать ее частному коллекционеру?

— Тогда бы так и было.

— И ты бы не пытался меня отговорить?

— Если бы ты так решила — нет.

— Врешь.

— А что бы я мог сделать? Не мог же я заставить тебя действовать против твоей воли.

«Ты мог заставить меня сделать все, чего тебе хотелось», — с горечью подумала Ана. Но опять-таки она злилась прежде всего на саму себя.

— И как я теперь могу тебе верить?

— Справедливый вопрос. Я не могу на него ответить. У тебя есть все основания не доверять мне.

Какой он спокойный и рассудительный, несмотря на свою вину.

— Пошел ты к черту, Мэтью.

Он поднялся так резко, как будто его окатили водой. Она заставила себя не вставать, сохраняя на лице прежнее выражение отчужденности и обиды. Теперь он уже никак не сможет остаться, хотя она отчаянно этого желала.

— Ты рассказал полиции обо всем этом?

— Они знают фактическую сторону. Остальное — только предположения. Я умолчал об одной истории.

— Какой истории?

Он колебался, явно не желая говорить.

— Эта икона из той деревни, где жил мой дед. Оказывается, он и мой крестный участвовали в какой-то истории во время войны: они предложили икону немцам для обмена.

Опять тайны. Очевидно, им не будет конца. Ее раздумья нарушил бой старинных часов. Их сделал ее прапрадед, ее дед привез их сюда вместе с остальным своим имуществом пятьдесят лет назад. Ребенком Ана любила эти часы, но теперь иногда ей хотелось выставить их на улицу, отдать старьевщику.

— Похоже, об этом стоит сообщить в полицию, — холодно сказала она.

— В этом деле еще слишком много неясностей.

— Ты же пришел сюда рассказать мне обо всем, ты помнишь?

— Эта не то, о чем можно рассказывать, не зная всей правды. Довольно запутанная история, и у каждого имеется собственная версия.

— Как икона оказалась у моего деда?

— Вот этого я не знаю. Но я попытаюсь получить ответ на этот вопрос — для нас обоих.

— Каким образом?

Впервые за все это время он взглянул ей прямо в глаза.

— Я собираюсь встретиться с крестным.

— Ты думаешь, тебя выпустят из страны, пока идет следствие?

— Я не собираюсь спрашивать разрешения.

— Мэтью, — сказала она, поднявшись, и, прежде чем сама успела это осознать, приблизилась к нему. — У тебя могут быть неприятности. Это будет выглядеть как бегство. — А может, это и правда бегство? Не обманывал ли ее внутренний голос? Они не то чтобы не могли жить друг без друга, но тогда зачем он вообще сюда пришел?

— Больше шансов, что он станет говорить со мной, чем с кем-либо другим.

— Он не скажет тебе правды.

— Может, и не скажет. А может, чем-нибудь себя выдаст.

— Слушай, если твои предположения верны, это означает, что он убил своего человека. Он опасен.

— Не думаю, что он сделал это преднамеренно.

— Значит, он не контролирует ситуацию, — настаивала она. Ну как он не может понять? Кто-то готов на убийство, только чтобы заполучить икону.