Нил Олсон - Икона

События на площади продолжали развиваться. Везде были немецкие патрули, колотившие в двери в поисках кого-то или чего-то. Вероятно, Мюллеру придется долго искать: испуганные жители деревни чего только ему не наговорили, чтобы спасти себя. Элиас держался в тени, радуясь безлунной ночи. Передвигаясь от улицы к улице между домами, он остановился в месте изгиба узенькой улочки и нащупал в кармане жилетки спичечный коробок. В нем оставалось лишь несколько драгоценных спичек. Одной рукой вытаскивая записку из кармана, другой он достал спичку и чиркнул ею о холодный камень стены.

«Часовня Св. Григория. Пощади мальчика».

Больше в записке ничего не было. Он поднес догорающую спичку к клочку бумаги и смотрел, как та, ярко вспыхнув, обратилась в пепел. Часовня Святого Григория. Неплохой выбор. Ею редко пользовались, и капитан с трудом припомнил, где она находилась. Где-то к северу, но на приличном расстоянии от дороги. Пощади мальчика. Он что, серьезно? Он что, не знал, что сделал Коста с Микалисом? И почему он должен быть более милосерден, чем Змей, который, во всяком случае, и брата не потерял? Старый вор, конечно, стал сговорчивее в свои последние минуты, но это уже не имело значения.

С чего же начать? К Фотису у него больше не было доверия. Хорошо, что он не упомянул о смерти Микалиса, иначе бы Фотис решил, что Элиас, ослепленный жаждой мести, уже не сможет действовать разумно. Теперь самое главное — быстро добраться до часовни. Имея икону, он сможет торговаться, и, таким образом, у него появится шанс заключить сделку. Стаматис наверняка заговорит, так что Фотис скоро догонит Элиаса.

На близлежащих улицах немцев не было, и это позволило ему продвигаться быстрее. Таверна Стефано была закрыта, света в окнах не видно. Немцы, конечно, могли схватить его, но Элиас сомневался в этом. Он никогда не доверял Стефано. Этот человек хранил множество секретов и никогда их не выдавал — если цена его не устраивала. Он умел появляться и исчезать незамеченным. Где он был сейчас? Только не дома. Его жена и ребенок погибли. Дома оставалась только теща, из-за которой Стефано не стал бы волноваться. Вряд ли он бродит по улицам, пока продолжается облава. Скорее всего сидит в темной таверне, пережидая, пока все успокоится. Элиас подошел к задней двери. Изнутри она запиралась на щеколду, но Элиас помнил, что винты сильно разболтались. Вежливый стук в дверь вряд ли бы привлек внимание Стефано. Не колеблясь, Элиас сделал шаг назад и изо всех сил навалился левым плечом на дверь. Она задрожала, производя при этом оглушающий шум, но не подалась. Капитан опять отступил назад, выдвинул вперед правое плечо, одновременно упершись левой ногой в стену позади себя.

«Весело будет, если меня убьет хозяин таверны, да еще из этого чертова пистолета, который я сам ему дал», — раздраженно подумал он и изо всех сил бросился вперед.

Дверь открылась, но от удара Элиас потерял равновесие и, споткнувшись, упал на пол. Несколько мгновений он не шевелился, но, чтобы обозначить себя, сразу произнес:

— Стефано, это я.

Владелец таверны вряд ли будет ему рад, но и не пристрелит его, раз уж он здесь. В слабом свете, проникавшем из окон, виднелись очертания пустых столов и стульев. Стойка бара находилась рядом со входом на кухню, и Элиас пополз в этом направлении. Заглянув за угол барной стойки, он увидел человека, вглядывавшегося поверх нее в темноту комнаты. Капитан приставил пистолет к колену Стефано.

— Я здесь, внизу.

Стефано подпрыгнул от неожиданности.

— Спокойней, — сказал капитан, вставая. — Положи пистолет. — Он не видел самого пистолета, но слышал щелчок спускаемого предохранителя. — Зажги лампу.

— Сейчас масло есть только у вас да у немцев.

— Тогда свечу.

Слабый, неверный свет выхватил раздувшийся синяк вокруг левого глаза Стефано, а бегающий взгляд хозяина таверны делал вопросы излишними. Но Элиасу нужна была определенность.

— Ты передал Микалису сообщение? — спросил он.

— Если ты меня об этом спрашиваешь, значит, знаешь, что нет.

— Кто это тебя так?

— Маврудас. Старик.

— Чтобы узнать, что в послании?

— Он и так уже это знал. Он хотел сам пойти, вместо меня.

— Одной рукой бьет, другой платит.

— Какое это имеет значение?

— Для предателя ты слишком легкомыслен.

Глаза Стефано округлились — теперь он по-настоящему испугался.

— Я не предатель. Он разве не доставил послание?

— Ты наверняка знал, что у него на уме нечто большее.