Сергей Зверев: Вечный кайф

Я провел ладонью по шершавой жестяной поверхности. Отряхнул руку от ржавчины. Прошептал:

— Крепко закрылись, моллюски.

Арнольд еще раз приложил ухо к двери. Пожал плечами.

— Глухо. — Он тоже шептал. Мы не в том положении, чтобы афишировать свое присутствие. — Они точно там?

— Точно бывает только в аптеке, — резонно заметил Асеев.

Из квартиры этажом ниже послышался шорох. Панельный дом — чудо инженерной мысли. Его творцы будто задались целью сделать так, чтобы малейшие шорохи разносились с первого до последнего этажа — чтобы, наверное, вероятный противник незамеченным не подобрался.

Загудели трубы — этажом выше кто-то включил водопроводный кран. А за ржавой металлической дверью — тишина. Но они должны быть там — человек пять-шесть.

— Как возьмем? Тут кувалда нужна, — Арнольд кивнул на дверь. Глазка нет, так что можно не опасаться, что сейчас налитый кровью вражий глаз следит за нашим военным советом.

Дом был изгаженный, а этот этаж, третий, особенно.

Толпы наркоманов, которые побывали в этой квартире, отметились на стенах образцами настенного жанра — надписями по-английски и на матерном русском, похабными рисунками, названиями каких-то улетных металлогрупп и кислотных песенок.

Мне стало обидно за людей, которые делят дом с поганцами, наслаждающимися жизнью за этой дверью.

— Может, прозвоним? — предложил Арнольд.

— Ага. Ментовкой представимся. Они весь «белый» в унитазе потопят, — отмахнулся Асеев.

— И обрез ружья у них, — напомнил я для забывчивых.

Я поднадавил плечом на дверь, запоздало подумав, что это не лучшим образом скажется на чистоте моей в первый раз надеванной светло-голубой рубашки. Дверь немножко качнулась, и трещина на стене рядом с ней, как мне показалось, чуть расширилась.

— Топорно сработано, — оценил я. — Слабовата.

— И что? — осведомился Арнольд.

— А смотри.

Я набрал в легкие побольше воздуха, прижмурился и залепил ногой в тяжелом ботинке сорок пятого размера в металлическую дверь. Что-то хрустнуло… Нет, слава те, господи, не в ноге, а в стенке.

— Биндюжник на тропе войны, — хмыкнул за моей спиной Арнольд.

— Киборг-пропойца, — добавил Асеев.

— Эх, — не с каратистским кряканьем, а с молодецким кличем снова врезал я по двери.

Получилось убедительно. На лестничной площадке будто взорвался снаряд. Сверху посыпалась штукатурка. Столбом поднялась цементная пыль. Вылетел кусок стены, а вместе с ним с жутким жестяным грохотом провалилась и дверь. Я отскочил в сторону, пропуская ребят.

— Лежать, суки! — с многообещающим криком моя братва ворвалась в однокомнатную квартиру.

Но там и так все лежали… Почти все.

В нос шибанул запах гнили и тления. Здесь царил мерзкий дух немытых тел и тупой безысходности. Здесь был наркопритон. Однокомнатная квартира так и была обозначена в «АС» — агентурном сообщении, — как притон для употребления наркотиков — героина.

— Батюшки-светы, — прошептал Арнольд, застыв посреди комнаты. Не нужно быть медиком (достаточно опером по наркотикам), чтобы понять — улеглись пятеро человек здесь, на заплеванном, заваленном огрызками и объедками, залитом какой-то липкой дрянью полу с намерением больше не подниматься.

— Жмурики, — деловито отметил майор Асеев.

Впрочем, жмурики (читай — мертвяки, кадавры, трупы) были здесь не все. Один еще трепыхался, его пальцы скребли паркет, а глаза закатились и глядели в потолок, и в них не было ничего. Остальные лежали в скрюченных позах, в блевотине и нечистотах, с раскрытыми ртами, будто погибли от недостатка кислорода. И лица были какие-то почерневшие — страшные лица.

Немногочисленная мебель была перевернута, все изгажено, затоптано. Везде валялись шприцы, жгуты, блюдца для героина, раздавленные ампулы из-под дистиллированной воды. И в центре этого разгрома сидело, обхватив колени, лохматое, грязное существо.

— Я не укололась… Не укололась, — слышался то ли хрип, то ли стон.

Кто она — женщина, девушка, старуха? Да кто угодно. Спутанные волосы падали на лоб и на плечи. И закрывали лицо.

Арнольд схватился за горло, скривился — видно было, что его едва не стошнило, — и выскочил на лестничную площадку.