Николай Леонов: Трактир на Пятницкой

- Привет, Василий Васильевич! - крикнул Николай и помахал рукой.

Пашка подвел Николая к тазу, и окончание процедуры прошло благополучно.

- Любимый Мишкин номер, - говорил Николай, вытирая голову. - Он-то отлично знает, что я боюсь мыла и щекотки. Но и на солнце есть пятна, верно, Василий Васильевич?

Климов сидел верхом на стуле и набивал трубку.

- Верно. Даже у Павла есть недостатки, а уж на что золотой парень, сказал он.

Началось, понял Пашка, хотел вернуться на подоконник, но почему-то взял стул, сел напротив Климова и спросил:

- Зачем звали, гражданин начальник? Климов ничего не ответил и выпустил большое облако дыма. Николай еще бегал по комнате, убирал таз и кувшин, надел гимнастерку, подпоясался широким ремнем и, картинно отставив ногу и тряхнув мокрыми темно-каштановыми кудрями, спросил:

- Хорош?

- Обыкновенный мент, - сказал сквозь зубы Пашка. Его раздражала показушная веселость Николая, который упорно приглашал его, Пашку, принять участие в неизвестной игре. А какая здесь игра, когда завели на свою малину, сам начальник явился, наверняка сейчас допрашивать будут.

- Ну и ладно. Пусть обыкновенный, - Николай взял стул и сел рядом с Пашкой. Получилось, что они как бы вдвоем плечом к плечу против Климова.

- Во-первых, большое тебе спасибо, Павел Иванович Антонов, - сказал Климов и встал. - Помолчи, Николай.

Пашка почувствовал, как его толкнули в бок, и тоже встал.

- Спасибо за Николая, - Климов кивнул на Панина, - спас парня. Рад, что ты человеком оказался.

Пашка невольно ответил на крепкое рукопожатие, почему-то вспомнил тонкие наманикюренные руки Сержа, засмущался и молча кивнул.

- Во-первых, значит, спасибо... - повторил Климов.

- А во-вторых, назвался груздем - полезай в кузов, - быстро сказал Николай.

Климов стиснул кулаки, но сдержался и сунул в рот трубку.

- Согласен нам помочь? - спросил он после долгого молчания. - Дело опасное. Неудобно, конечно, одной рукой гладить, а другой запрягать, но выхода у нас нет. Если не согласен, говори прямо.

- Да я же вор, начальник, - сказал Пашка и, словно ища поддержки, посмотрел на притихшего Николая, который зашевелил было губами, но потом зажал рот рукой.

- Ты дурак и мальчишка. Ты что думаешь, всю жизнь добреньким воришкой быть? Не выйдет, Павел! - Климов раскочегарил свою трубку и закашлялся. - С одной стороны - тюрьма и Серый, с другой - мы, а ты, как цветок, мотаешься. Карманка, потом грабежи, разбой и убийство. Ты можешь убить человека, Павел? Не можешь? Научишься! Серый тоже не с мокрых дел начинал. Вспомни его и знай: быть тебе через десяток лет таким.

- Не дадим, не то время, - вмешался Николай. - Павел будет честным человеком, наверняка будет! Только в честную жизнь можно по-разному войти. Можно на аркане, упираясь. А можно самому шагнуть, смело. Да что мы его агитируем, Василий Васильевич! - Николай вскочил. - Павел лучше нас все знает. Я тебе проще скажу, хотя и говорить-то этого не имею права. С Серым мой друг лучший ушел, и что с ним сейчас - неизвестно.

Пашка чувствовал, что по вискам бежит пот, но не мог поднять руку. Он вспомнил Цыгана, склонившегося над ним Сержа и вновь услышал его торжествующий голос: "Как дела, Михаил?" Рассказать или нет? Они увели его. Может, сейчас и нет в живых этого отчаянного Михаила? Пашка слизнул соленую капельку пота и, кашлянув, пробормотал:

- Говорите.

Но Климов и Николай молчали. Пашка поднял голову и нетерпеливо сказал:

- Ну?

- Это опасное дело, Павел, ты должен понять.

- Не глупее других.

- Серый ушел, и где он сейчас, нам неизвестно. Телефон молчит, а ночью они пойдут в налет и завтра уползут из Москвы. Надо узнать, где сейчас Серый.

- Да кто же мне скажет? - Пашка облегченно вздохнул и выпрямился на стуле. - Невозможно, начальник. Если только Варька? - он прикусил губу. "Зачем сам лезу, дурак? Ведь честно сказал, что невозможно. Так нет, нашел, идиот, дырку, через которую в гроб можно залезть!"

- Может, передумаешь, Павлик? - спросил Николай, положил ему на плечо руку и заглянул в лицо. - Я по себе знаю, как страшно в первый раз.

"Павлик" - снисходительность и сомнение Николая хлестнули Пашку по самолюбию. И сомневается, рыжий черт, не в том, захочет ли Пашка Америка помочь ментам, а в его смелости.

Теперь, если бы в комнату вошли десять Серых и все они наставили бы на Пашку наганы, он все равно пошел бы. Он посмотрел на Николая, пытаясь вновь увидеть угодливую улыбочку полового и вызвать в себе чувство ненависти. Но ничего не получилось.