Кейт Аткинсон - Ждать ли добрых вестей?

Прочь отселе ты ступай, и сто нощей спустя ты придешь в Тернистый Край — Христос пришлет тя .

Терн — такие кусты колючие, это Джексон помнил. Господи боже, самое оно первогодке зубрить панихиду. Молодцы учителя. Что же мы узнаем из этого о характере йоркширца? И не просто панихида — странствие трупа. Испытание. Что посеешь, то и пожнешь. Чего себе желаешь, того и другому твори. В этой жизни обувку отдашь — в следующей будешь обут на пути через шипастую пустошь. В эту нощь, в нощь всех нощей и сто нощей спустя дом, очаг и свет свечей — Христос приимет тя . Джексон содрогнулся и включил печку.

Похоже, на дороге в никуда он все-таки был не один. Впереди замаячил кто-то — пеший, идет навстречу. Вот так сюрприз — на секунду почудилось, что это мираж, слишком долго на дорогу смотрел, однако нет, не фантом, натуральный человек, более того — женщина. Подъезжая, Джексон притормозил. Не спортсменка, не туристка — в длинном кардигане, блузке и юбке, в каких-то, кажется, мокасинах. Погоде уступила лишь слегка — небрежно намотала на шею шарф, ручная вязка. Лет сорок, решил Джексон, волосы — темным седеющим пучком, смахивает на библиотекаршу. А библиотекарши — они оправдывают стереотип? Или предаются неистовому сексу за каждым шкафом и в каждом зале? Джексон уж сколько лет не переступал порога библиотеки.

Женщина как женщина, посмотришь — не заметишь. И собаки нет. Руки в карманах кардигана. Она не шла — она прогуливалась . Из ниоткуда в никуда. Ерунда какая-то. Он остановился и опустил окно.

Женщина приблизилась, улыбнулась ему и кивнула.

— Вас подвезти? — спросил он. (« Никогда не садись в машину к незнакомцам, даже если потерялся незнамо где, даже если они говорят, что знают твою маму, что у них щенок на заднем сиденье, что они из полиции ».)

Женщина мило засмеялась — ни страха, ни подозрений — и покачала головой.

— Вы едете не туда, — сказала она. Акцент местный. Она махнула рукой туда, откуда он приехал. — Мне уже близко.

— Снег вот-вот пойдет, — сказал Джексон.

Почему она без пальто, их что тут — нарочно крепкими такими растят?

Она глянула на небо:

— Да нет, вряд ли. Не волнуйтесь, — попрощалась эдаким полувзмахом и продолжила свою неурочную прогулку.

Не увязываться же за ней, ни пешком, ни на машине, — решит, что он маньяк. Наверное, на ферму идет, которой он не заметил. Может, ферма в низине или за холмом. Или невидимая.

— Как мы в этих краях говорим, — сообщил он «дискавери», — диковиннее человеков не бывает диковин.

День смурнел — какова-то окажется темнота, когда зимнее солнце наконец капитулирует. Вероятно, глухая будет темень в этой глухомани. Джексон включил фары.

В зеркале заднего вида он понаблюдал, как женщина все уменьшается, уменьшается, пока вовсе не исчезла в густеющих сумерках. Ни разу не обернулась. Будь он библиотекаршей в библиотекарских мокасинах — обернулся бы непременно.

Вот он, человек в пути, человек, который стремится домой. Дело не в том, чтобы ехать, — приехать ведь надо. Все стремятся попасть домой. Все, повсюду и всегда.

Стемнело. Он катил дальше — бедный странствующий чужак. Куда его несет? Из мира этого в мир иной? Вы едете не туда , сказала она. В смысле — ей нужно не туда. Она ведь об этом? Или то было послание? Знак? Может, он и впрямь едет не туда — то есть не куда? Где-то ведь должна закончиться эта дорога — хотя бы там, где началась.

— Не надо, — вслух сказал он себе. — Экзистенциальной херни этой — не надо. — Если я пойду и долиною смертной тени .

И едва он решил, что навеки заблудился в Сумеречной Зоне, как они перевалили холм и внизу замерцали огни на А1 — затерянное шоссе, гигантская серая логическая артерия, что перегоняет машины из одной известной точки в другую. Аллилуйя.

Смотается в город, зайдет к «Максвеллу» на Каслстрит, попросит флориста соорудить что-нибудь поэлегантнее. В голубых тонах, для гостиной — композицию в корзине на подложке, поставить на камин — шпорник-то у них найдется? Или поздновато для шпорника? Не важно, конечно, какой на дворе сезон, — флористы не в саду цветы рвут, а заказывают в голландских теплицах. И в Кении. Цветы разводят в Кении, где, наверное, и людей поить нечем, не говоря уж цветы поливать, а потом эти цветы грузят в самолеты, которые выбрасывают в атмосферу тонны углекислоты. Так не годится, но цветы ей нужны.