Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три

Водитель обернулся.

— Сэр, появилась возможность проехать. Мне двигаться дальше?

— Оставайся здесь, — велел начальник округа. — Здесь мы ближе всего к этим подонкам с самого начала операции.

Комиссар, смотревший в окно, заметил, как одного из полицейских на тротуаре сбил с ног неожиданный напор толпы. Он вскочил и в ответ толкнул в грудь какую-то женщину.

— Если бы улица разверзлась, — заметил комиссар, — это было бы не так плохо. И было бы совсем неплохо, если б весь город провалился в тартарары.

Пессимизм комиссара стал для начальника округа ещё одним сюрпризом. Он промолчал, взглянул на парк, и в его памяти всплыло приятное воспоминание.

— Люди, — вздохнул комиссар. — Уберите людей, и вы легко поймаете преступников.

Начальник округа отвел глаза от парка, чью каменную ограду стала закрывать собирающаяся толпа.

— Знаете, господин комиссар, что мне хотелось бы сделать? Проскользнуть через одну из решеток, закрывающих аварийные выходы, и перестрелять этих подонков ко всем чертям.

— Может быть, нам не придется этого делать? — устало спросил комиссар.

— Я просто так сказал. Просто это поправляет самочувствие.

Начальник округа поднял глаза на голые ветки деревьев парка и старое воспоминание всплыло окончательно.

— Когда я поступил в полицию, первое мое серьезное задание было именно здесь. В тысяча девятьсот тридцать третьем году. Или четвертом? В третьем или четвертом. Я тогда был конным патрульным, и меня поставили поддерживать порядок во время первомайского парада. Вы помните времена, когда эти парады были большим событием?

— Я не знал, что вы служили в конной полиции, — удивился комиссар.

— Настоящий казак. Мою лошадь звали Маргаритка. Прекрасная кобыла с белым пятном на лбу. Казак… Нас действительно тогда так называли.

— Теперь нас называют иначе, верно?

— Там почти каждый час случалась стычка, и нам пришлось немало погулять дубинками по головам. Маргаритка наступила кому-то на ноги. Но то были другие времена. Никто никого не пытался убивать. И если приходилось надавать по головам нескольким коммунистам, никто кроме них самих крика не поднимал. Во всяком случае, радикалы в те дни были гораздо мягче.

— А как насчет их голов?

— Их голов? — Начальник полиции округа помолчал. — Понимаю, что вы имеете в виду. Да, в те дни мы свободно пользовались нашими дубинками. Полицейская жестокость… Думаю, в этом что-то было. Казаки. Да, в этом явно что-то было.

— Может быть, — равнодушный голос комиссара не выдавал его чувства.

— Маргаритка, — повторил начальник округа. — Коммунисты ненавидели лошадей не меньше, чем полицейских. На своих тайных собраниях они обычно кричали: «Подрезать казакам сухожилия!» И обсуждали, как поднырнуть с ножом под брюхо лошади и перерезать сухожилия. Но я никогда не слышал, чтобы такое случалось.

— Что, черт возьми, происходит? — не выдержал комиссар. — Они сидят внизу, мы — наверху, и все это похоже на перемирие.

— Именно там, — продолжал начальник округа, — на Семнадцатой улице, вот с того балкона коммунисты произносили свои речи. Но схватка могла произойти в любом месте — и на площади, и в парке. Это было сорок лет назад. Как вы думаете, сколько из тех коммунистов до сих пор ими остаются? Ни единого. Все стали бизнесменами, эксплуататорами народных масс, живут в пригородах и не станут перерезать сухожилия лошади, даже если вы огреете их по голове.

— Теперь радикалами стали их дети, — заметил комиссар.

— И куда более жесткими. Они вполне могли бы подрезать лошадь. Или привязать бомбу к её хвосту.

Захрипел динамик.

— Центр управления вызывает начальника полиции. Ответьте, сэр.

— Говорите, говорите, — откликнулся начальник полиции.

— Сэр, террористам передали, что путь свободен.

— Отлично, спасибо. Сообщите, как только они тронутся. — Начальник полиции выключил радио и взглянул на комиссара. — Будем ждать или начнем?

— Давайте начинать, — решил комиссар. — На этот раз мы их опередим.

— Центр управления вызывает Пелхэм Час Двадцать Три.

Райдер нажал кнопку рации.

— Пелхэм Час Двадцать Три слушает. Говорите.

— Путь свободен. Повторяю, путь свободен.

Лонгмен прижался к нему, глотая воздух, маска буквально втягивалась ему в рот. Райдер подумал: он плохо кончит. Что бы ни произошло, как бы хорошо все не закончилось, со временем Лонгмен сломается.

— Путь свободен на всем маршруте до Саут-Ферри? — уточнил он.