Леонид Левин - Только демон ночью (Часть 1)

Воздушный трудяга, ТУ-104, первенец мирового реактивного авиастроения, а ныне старикан, доживающий жизнь на внутренних авиалиниях, содрогаясь заклепками старого, с военным запасом прочности смастеренного корпуса, выгрузил пассажиров на поле Пулковского аэродрома. Подхватив "парадный " кожанный, вместительный портфель я прошел к стоянке такси, обходя стороной ринувшихся к багажной стойке попутчиков. Летевшие со мной в самолете люди прибыли домой, их ждал гарантированный ночлег и уют. Для меня же поиск места в гостинице оказался задачей номер один, усложненной ночным временем прибытия, запоздавшего, как водится, рейса.

На стоянке, короткой стайкой, притулились машины такси. Возле головной стояли, куря в ожидании поздних пассажиров, водители. От кучки таксистов отделился молодой парень в махонькой кожанной кепочке, приглашающе дернул подбородком, открыл дверку салона, обошел машину, тыкая поочередно ногой скаты, сел в кабину и включил счетчик.

- В гостиницу.

Можно было попытаться устроиться в гарнизонную "Красную звезду", но армейские слухи разнесли по стране совершенно невероятные известия о ее сомнительных удобствах. Генералов селили по три, четыре в номере, майоров, в лучшем случае, укладывали на раскладушку в коридоре. На раскладушке в коридоре спать не хотелось. Накопившиеся деньги, за неиспользованные отпуска, полетные, пайковые, классность, вредность и прочая, и прочая, создавали иллюзию богатства, сулили свободу выбора.

- В какую у Вас бронь? - Спросил водитель не оборачиваясь.

- Где не надо брони.

- Таких еще в Питере не построили.

- Тогда давай сначала в ту, что поближе. Попытка не пытка.

- Пустые хлопоты, товарищ майор, поверьте.

- Давай, крути, а там видно будет. - Машина двинулась по ночным улицам. В Ленинград я попал впервые. Пролетать над ним, да, доводилось. Вот, наконец, и приземлился. Окраина города, по которой ехало такси, выглядела на удивление скучной, темной и пустынной. За стеклом мелькали заводские заборы, низкие красновато-кирпичные старые постройки, новые девятиэтажные серые жилые дома, затемненные витрины "Гастрономов" и "Промтоваров". Словом, стандартный советский городской пейзаж, ничего величественного и впечатляющего. Скоро показалась и гостиница. Дав таксисту пятерочку сверху, я попросил его на всякий пожарный подождать. И оказался прав. Вернее прав оказался таксист, предрекая фиаско с попыткой устроиться в гостиницу без брони. Заспанная и злая как мегера дежурная отказалась даже разговаривать на тему ночлега. Во второй гостинице со мной говорил швейцар... через закрытую дверь. Я призывно махал сиреневым четвертаком, на что швейцар только, с видимым сожалением, разводил руками.

- Где у Вас самый шикарный отель, мсье? - Спросил у водилы, в очередной раз вернувшись не солоно хлебавши.

- "Европейская", на Бродского. ... Интуристовская. Туда и соваться не стоит, майор. Тем более в форме. Кругом одни иностранцы да контрики.

- К черту, контриков, поехали. - Во мне медленной вязкой волной начала вскипать тупая горячая волна злобы и ненависти. Ненависти к жизни, которая кадрового офицера ВВС ставит в униженное положение просителя перед дерьмовыми швейцарами и бессовестными тетками в гостиничных конторах. Ставящей защитника Родины в очередь после последней заезжей иностранной шелупени, лишь здесь и познающей радость бытия в роли первосортного "белого" человека, высокомерно взирающего сквозь зеркальные стекла на серую, копошащуюся где-то у колес автобуса, массу пришибленных жизнью аборигенов.

Закипала злость и к мерзавцу, унизившему память героя, заляпавшего грязью имя мертвого, не способного постоять за себя человека. Вот из-за таких унижаюсь воробьиной ночью перед людишками изначально обязанными уважать не только лично меня, но прежде - мундир, погоны, просто принадлежность к военной элите страны. Обязанных видеть во мне "государева" человека.

- Надолело карячиться, - Сказал вслух. - Жми к "Европейской".

Несмотря на поздний час, подъезд "Европейской" радостно сиял огнями и кишел, в отличие от других, добропорядочных, гостиничных дверей пестрой, ненашенской публикой. Я бесповоротно расчитался с водителем, накинув ему за труды червонец сверху. Отрезав пути к отступлению, подхватил портфель, вышел и решительно толкнул мягко поддавшуюся старинную дверь. "Удачи, командир!" - Донеслось от такси, мигнувшего на прощание фарами.

Вестибюль отражался в огромных от пола до потолка венецианских зеркалах всеми своими хрустальными люстрами. Переливался искрами простеночных бра, кивал сочными зелеными веерами пальм, отсвечивал дубовыми панелями... Привычный к скромному унифицированному обаянию военторговских гостиниц, стандартно одинаковых, что в Чите, что в Бобруйске, я был напрочь сражен величием, богатством и старинной роскошью "Европейской". Поражен был, но виду не подал, сказалась все же армейская закалка и выдержка, поэтому, быстренько соорентировавшись, прямиком двинулся к стойке регистрации.